Чужая семья генерала драконов - Мария Павловна Лунёва

в лицо дул. Я представила не несколько часов такого полета, а день. А потом ночь на земле. На каком-нибудь пятаке, окруженном водой. И не ясно, а будет ли ещё этот клочок суши с утра или проснешься в луже. Ужас!

Нет. Такое даже я не выдержу.

На кухне что-то загремело. Мужчины! Да когда они умели справляться с котелками?

Нужно было всё же пойти и приготовить ужин, а заодно и всем запарить травы.

Вытащив стопы из воды, снова поднялась и медленно пошла к ширме. Но она сама распахнулась у самого моего носа. На меня с некоторым удивлением уставился Вегарт.

— Тебя куда понесло, женщина? — Он одной рукой обхватил меня за бедра и поднял. — Да что же ты такая неугомонная? — проворчал, возвращая в постель. Опрокинув меня на подушку, он поставил на стол кружку, которую держал в другой руке. — Грета, я тебя очень прошу — уймись и выспись. Обещаю — за это время не рухнет изба, не замерзнет Юниль, не останутся все голодными. Или чего тебя в коридор вымело?

— Руни ужасно готовит, — как-то виновато призналась. — После него всегда погром и каша вместо супа.

Генерал улыбнулся. Покачал головой.

— Знаешь, я, наверное, как и любой другой дракон, часто представлял, какой будет моя истинная. Глядя на жён друзей, бывало, морщился. Есть одна вещь, которая меня порой сильно раздражает в женщинах — напускная слабость. Напоказ. Чтобы муж бестолково вокруг крутился на потеху окружающим. Эти обмороки на пустом месте. Ах, дождь, как же я пойду — платье ведь промокнет. На ручки меня! Помогите, спасите! Ах, мне дурно! — Вегарт заверещал высоким голосом. Это оказалась для меня настолько неожиданным, что, выпучив глаза, прыснула со смеху. С такой стороны этот мужчина мне ещё не открывался. — Вот-вот, — он закивал, услышав мой хохот. — Иногда я представлял, что такая достанется и мне. И каждый раз мысленно разжимал руки над лужей, непременно самой глубокой. А когда увидел тебя в том овраге… Аж засмотрелся. Ты с такой уверенностью выбиралась из него. Смело мне дерзила, такой яркий огонек в зеленых глазах. Я тогда подумал — эта и сама любого на себе через все беды перетащит. Ты сильная и смелая. Надежная, не создающая проблем там, где их нет. Удивляет меня только одно — почему ещё никто не смог разглядеть в тебе истинную? Что же я такого сделал хорошего, что боги скрывали тебя от остальных, храня для меня?

Смущенная его словами, не знала, куда себя деть. Мне понравилось, что он сказал. Я хотела быть такой — сильной и смелой. Боялась быть слабой. Обузой. Никчемным придатком.

И всё же…

— Кажется, генерал, ты готов был удавиться только от одной мысли, что я окажусь твоей истинной.

— Да я вообще вечно страдаю от своего длинного языка, который порой такое выдает, что подоспевшие после здравые мысли в обморок падают, — он подошел ко мне и помог сесть, подняв повыше подушку. — Признаю — сболтнул ерунду. Волков действительно не любил, а тут такая женщина и на тебе — их племени. Любой раздражаться будет. Да и нравится мне тебя на эмоции выводить. Тогда ты хоть как-то на меня смотреть начинаешь, а не просто мимо проходишь.

На кухне опять загромыхало и раздалась отборная брань в исполнении Льюиса.

— Косорукие, — Вегарт обернулся на ширму. — Неужели так тяжело просто положить кусок мяса в котелок и залить его водой? На полевую кухню отправлю обоих. Там быстро нужные навыки привьют. Дурни!

Глава 24

Стук. Сквозь вязкий омут поверхностного сна, граничащего с бредом, я слышала, как крупные капли дождя тарабанят по крыше и окнам. Яростно. Не прекращая ни на мгновение. В этом шуме не было порядка. Стук то нарастал, то немного стихал. И в эти минуты слышно было, как задувает ветер. Его гул холодил душу. По коже пробегали мурашки.

«Сквозняк» — шепнул внутренний голос.

Дует через оконную раму. Выстужает и без того холодную комнату. Нужно подняться и подкинуть дровишек в печь.

Нужно, да. Но я не могла.

Новый порыв ветра, скрежет по стеклу.

Ветка. Деревья может вырвать с корнем. Главное, чтобы ничего не упало на нашу ветхую крышу. В комнате, где спит Юниль, наверняка уже капает с потолка. Нельзя ей там находиться. Сильнее захворает.

Перенести бы малышку на кухню. На сдвинутые лавки. Там и тепло, и сухо.

Эта мысль показалась мне замечательной, но она плавала где-то в подсознании, а я не могла разлепить тяжелые веки. Пошевелить рукой, чтобы просто укрыться лучше. Мне было холодно. Трясло. Ноги закоченели.

Мне чудилось, что я лежу среди снегов. Из-под белых шапок частично выглядывали серые холодные камни. Надгробия. Протянув руку, я попыталась откопать надпись, но ничего не выходило. Ладонь проваливалась в никуда. Будто я хватала воздух. А камень, вот он перед лицом. Мертвый и холодный.

— Грета… — голос мужчины будто витал вокруг меня. — Открой глаза. Я прошу, проснись.

Открыть? Но я и так не сплю. Разглядывая могильный камень, силилась вспомнить имя своей матери. Ведь я его знаю. И никогда не забуду. Вернее, только оно со мной и осталось. А лицо? Нет, ничего. Теплый безликий образ. Черты стерты, никаких чувств не осталось. Обнимала ли она меня? Целовала на ночь? Да… Но имя?

Клариса? Нет, так звали другую. Тоже умершую в той же комнате. Но позже. Значительно позже.

На мгновение мне стало страшно. Неужели я забыла? Нет, я не могла. Снова потянувшись, чтобы убрать снег от надгробного камня, натолкнулась на пустоту. Будто не было ничего передо мной. Всё иллюзия. Но как… Ведь так холодно и мокро. Я помнила, как однажды уснула здесь же. Ещё девочкой. Тогда этот камень так же замело. Моргнув, я снова попыталась пальцами упереться в булыжник.

Эмель? Да… Мне стало легче. Снег мгновенно подтаял, открывая буквы.

Только имя, потому что не было у нее титула. Крестьянка, которой не повезло обратить на себя взор предводителя бешеных. Наивная молодая женщина, верящая, что такой сможет любить. Нет, он лишь желал. И ничего более.

— Мама… — прошептала, обводя пальцами буквы. — Я пришла, мама…

Ответом мне был гул ветра. Я чувствовала, как он приподнимает волоски на моей руке.

Закрывая глаза, вслушивалась в этот жуткий вой.

Меня снова трясло. Да, именно тогда я и заболела. А ещё обернулась. Слишком рано для оборотня. На радость отцу. Зверь взял верх над умирающим ребенком.

Волчица во мне всегда была сильнее человека… Или она спасала нас обеих?