Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова

– Пинкертина… Прости меня, пожалуйста! Тебе очень плохо? Я… Я понятия не имела… Слышишь, я снова в очках. Клянусь, я больше их не сниму! Я никогда не позволю этому случиться снова!

– Уходи, – пробормотала Пинки.

Она вяло уворачивалась от настойчивой руки. Сейчас она уже ни на что не была способна: ни на сопротивление, ни на размышление. Она впадала в состояние полного оцепенения.

Рука трясла ее.

– Ну же, Пинкертина! Не теряй сознание! Нам нужно решить, что делать с письмом. Я не знаю, разумно ли будет отдавать его. Текст просто ужасен. Он не принесет Лукасу никакой пользы, ему это только…

– Уходи.

– Делай, как хочешь, но…

Пинки вяло отстранилась. Она не осмеливалась поднять голову.

Она не могла себе представить, что когда-нибудь снова посмотрит в лицо этой женщине, независимо от того, в очках она или нет. При мысли о том, что все это может повториться, ей захотелось закричать от ужаса.

– Уходи, – только пробормотала она.

Если она правильно посчитала – уже в третий раз. Рука соскользнула с ее плеча.

– Пожалуйста, прости меня, – прозвучал над ней голос, полный неизмеримой грусти. – Я правда не хотела.

Тихий звук – бумага упала на стол.

– Письмо… я оставляю его здесь… но ты подумай хорошенько, ты же понимаешь?

Шорох пальцев в перчатках, разглаживающих длинный свиток.

– Прошу тебя, не злись.

Затем лишь шаги. Хлопнула дверь.

Только через полтора часа Пинки с трудом встала и пошла заварить себе чай. При этом заметив, что письмо и правда лежит на столе, – доказательство того, что эта женщина пришла не с целью украсть его. Там же был и перевод на терронский – горстка вводных фраз в едко-насмешливом тоне. Она взяла бумаги и машинально положила их в ящик.

В ней все сжималось от сожаления. Господи, ну почему она не смогла просто взять себя в руки и с улыбкой продолжить? Или спокойно и без улыбки, но хотя бы не так истерично? Ей не следовало так грубо выгонять ӧссеанку. Бедная женщина ни в чем не виновата! Разве не сама Пинки предложила ей снять очки? Это был несчастный случай, и сланцевая кошка действительно сожалела об этом. Но когда она попыталась помочь Пинки, то получила лишь суровый отпор.

«Я должна извиниться перед ней», – заключила Пинки. Она уже почти испугалась перспективы грозящего ей телефонного звонка – но вдруг осознала еще более пугающий факт: ей некуда было звонить. Она не может снова связаться с ӧссеанкой, даже если захочет… ни ради извинений, ни ради перевода оставшейся части письма – вообще не может.

Пинки ничего о ней не знает. Она не помнит ее мудреного имени.

И никогда больше ее не найдет.

Дело досталось ей!

Фиона Фергюссон захлопнула ящик со своей коллекцией магических амулетов, которые, очевидно, это чудо и совершили, и в полнейшей радости закружилась по кабинету. Рой Стэффорд отдал Фомальхиву ей!

Вернувшись во вторник с обеда, она увидела на дисплее иконку сообщения от шефа. На всякий случай взяла в руку халцедон и яшму – для пущей удачи при чтении сообщения, после чего открыла его.

«Фиона, я бы хотел, чтобы вы лично провели переговоры с нашей персоной и доставили ее на Землю. Зайдите ко мне за подробной инструкцией и свяжитесь с моей секретаршей, чтобы она заказала вам билет».

Она не могла сдержать волнения. Не могла совладать с собой и сидеть в кресле, соблюдая все приличия, наслаждаясь победой незаметно и втайне. «На Марс лечу я! И Прастарая знала это, – пело все в Фионе. – У нее настоящий дар прозрения. Ее слова сбываются».

Фиона с улыбкой вспомнила долгий разговор, который они вели в эти выходные. Она не смогла попасть на мессу в среду, но зато зашла в лавку в субботу, чтобы поприветствовать Прастарую и рассказать ей о своих снах; затем они переместились в заднюю комнатку, отделенную шторкой от запертой лавки и деревянной опускной дверью от лардӧэна в подземелье, сидели над чайником с ӧссенским чаем и еще долго после закрытия обсуждали будущее.

– Ты сможешь осознавать видения, которые Аккӱтликс посылает тебе во сне, но это требует откровенности, – наконец провозгласила Прастарая. – Я прибегаю к подобным средствам лишь в исключительных случаях, так как не следует злоупотреблять даром прорицания Аккӱтликса – но для тебя я это сделаю.

Она открыла сундук, обитый внутри бархатом, в котором хранила свои собственные магические предметы, и поставила на стол серебряную чашу и набор каменных шаров.

На Земле в традиции был один хрустальный шар, но она придерживалась ӧссенских обычаев, а следовательно, их было пять. Вместо хрусталя, однако, для гадания по Венцу Пяти она выбрала цитрин и сердолик. Конечно, хоть без этих инструментов нельзя было обойтись, самих по себе их было недостаточно. Успех не был бы гарантирован, если бы не было проницательности и мудрости Матери.

Прастарая долго смотрела своими горящими глазами на блеск полудрагоценных камней в серебряной чаше. Затем надела очки с оправой под драконов, поставила чашу обратно в сундук и улыбнулась Фионе.

– В конце концов все будет принадлежать тебе, – сказала она. – Все, что сейчас принадлежит ему, станет твоим.

Она встала и протянула к ней свои руки. Фиона стиснула их в волнении. Руки Прастарой были холодными, худыми, даже костлявыми.

– Послушай, что я тебе скажу, Фиона, – добавила Прастарая. – Я чувствую, что ты и правда ненавидишь своего конкурента. Но в мести нет нужды. Нет нужды помогать судьбе, она в любом случае предрешена. Этот мужчина никогда тебя не победит. У него есть знание, но нет веры – и это самое тяжкое преступление, которое Аккӱтликс никогда не простит. Испивающий души отвернулся от него. Он просто пустая оболочка, занимающая определенную точку в пространстве и времени одной лишь силой воли, – но ветер Неизбежности вскоре унесет его прочь. Его место на самом деле принадлежит тебе.

– О Мать… – ахнула Фиона.

Прастарая вновь села напротив нее.

– Это действительно так, – сказала она, медленно кивая головой. – Важные вещи происходят втайне. Но не гоняйся же за Судьбой и не вреди намеренно этому человеку, иначе разорвешь свои связи с добрыми силами.

Вспоминая об этом сейчас, Фиона была наполнена волнением и благодарностью. И в то же время в ней росло чувство опьяняющей силы – силы, которую может даровать только благосклонность Аккӱтликса, милость Аккӱтликса, доверие Аккӱтликса.

Она стояла в его тени.

Она была избранной.

* * *

Рой Стэффорд тщательно запер дверь кабинета. Как он и ожидал, Фиона Фергюссон примчалась меньше чем через полчаса: вероятно, сразу же после обеда и без какого-либо промедления. Он слышал, как Фиона препирается с его секретаршей Линдой из-за билета, а Линда предлагает среду в качестве подходящей даты; Лукас наверняка об этом узнает, потому изменить дату на воскресенье придется уже в последний момент. Ложь нарастала как снежный ком, но так уж в подобных ситуациях бывает. К счастью, у него была умная секретарша, и ему не приходилось решать этот вопрос самостоятельно.