Лейла, снег и Людмила - Кафа аль-Зооби

Андрей впервые видел его недовольным. Обычно тот молчал, спокойно и сосредоточенно выполняя свою работу, и редко говорил о чем-либо, не имеющем отношения к медицине, словно происходившее вокруг мало интересовало его.

Хотя Андрей разделял недовольство своего учителя, у него все же сохранялась слабая надежда. Андрей видел, что экономический кризис и хаос, охватившие страну после распада СССР, неизбежны, и это был налог, который следовало заплатить за истинный прогресс в будущем. И, несмотря на непомерные трудности настоящего, он надеялся, что этот распад станет отправной точкой для новой России.

– К сожалению, вы повторяете то, что не перестают твердить средства массовой информации: другие республики были бременем для России и тормозили ее развитие. СМИ ведут спланированную и организованную кампанию и знают, чего хотят, – как можно скорей бросить страну в пропасть. Очень жаль, что вы и подобные вам молодые люди верят им.

Леонид Борисович проговорил это тихим и ровным голосом, будто объяснял какой-то медицинский вопрос.

– Леонид Борисович, вы говорите так, словно были коммунистом, – прокомментировал Андрей, и заведующий ответил с улыбкой:

– Не обязательно быть коммунистом, чтобы видеть трагедию происходящего. Я русский и переживаю за судьбу России. Одного этого достаточно, чтобы чувствовать опасность положения.

Андрей не поверил, что положение настолько серьезно, как представлял Леонид Борисович. Он был убежден, что, каким бы страшным ни был хаос и какие бы тяжелые экономические потрясения ни переживало общество, любой другой режим, без всякого сомнения, лучше социализма. Он считал, что нет ничего хуже этой вечной и хронической нужды, очередей и коммуналок, поддельного равен ства и реальной несправедливости в обществе, где безграмотный рабочий живет намного лучше, чем человек, занимающийся наукой и культурой, где процветают бюрократия и коррупция, репрессии и закрытость, где отсутствует демократия.

В то же время Андрей предпочитал не оказаться в числе тех, кто уделял политике слишком много внимания. Его мысли занимали планы по устройству личной жизни: он хотел стать хорошим врачом и наладить быт, не особо погружаясь в происходящее кругом.

«История с ее большими и малыми преобразованиями проходит независимо от того, принимаю я участие в ее обсуждении или нет», – как-то подвел он итог разговора с Леонидом Борисовичем, на что тот ответил:

– Поверьте, как бы вы ни старались построить свою жизнь вдали от политики, экономики и связанных с ними проблем, в наше время вам не удастся отделить личное от общего. Вы будете похожи на человека, плывущего в маленькой лодке в бушующем море и пытающегося направить ее по своему желанию, не считаясь с ветром и волнами.

Пока Андрей старался остаться вдалеке от бурных перемен эпохи, скрытое противостояние в больнице между Леонидом Борисовичем и его заместителем Романом Викторовичем начало проявляться все откровеннее. Роман Викторович, поддерживаемый руководством больницы, намеревался сделать медицинские услуги платными, а Леонид Борисович категорически это отвергал. Он был убежден, что подобное решение направлено не столько на получение больницей дополнительного источника доходов с целью ее усовершенствования и закупок медикаментов и оборудования, как утверждал его заместитель, сколько продиктовано личными интересами и жаждой наживы. Леонид Борисович был уверен, что в случае принятия такого решения в подобных экономических условиях, как нынешние, тысячи других людей – помимо тех, которые умирают от голода – умрут от болезней.

– Это будет еще один позор для России! – повторял он.

В итоге конфликт разрешился в пользу Романа Викторовича, а Леонид Борисович был понижен в должности и стал обычным врачом в терапевтическом отделении, которое возглавлял многие годы подряд. Ни для кого не стало неожиданностью, когда его место занял Роман Викторович. Последний быстро взялся за переустройство кабинета и смену старой мебели, которой пользовался его предшественник. И едва Роман Викторович сел в новое, обитое натуральной кожей кресло, как немедленно ввел в медицинскую практику новое правило, к которому долго стремился: «Пусть платят!» И распахнулись, наконец, двери кабинетов врачей-специалистов, палат и операционных перед каждым, кто мог заплатить. А бедные, с пустыми карманами, вынуждены были терпеть боль, ожидая в длинных и изнурительных очередях, пока лечили новых русских.

Андрея больше всего задело то, что отставка Леонида Борисовича произошла после предъявления ему обвинений, которые, – был уверен Андрей, – скорее всего, сфабриковал Роман Викторович. В больнице перешептывались, будто последний сговорился с руководством больницы, которое было недовольно Леонидом Борисовичем за его политические взгляды и возражения против отказа от бесплатного медицинского обслуживания. Его обвинили в хищении медикаментов и продаже их больным, затем поспешили понизить в должности до тех пор, пока не закончится расследование.

– Вот видите, какими грязными приемами они пользуются. Они, провозглашающие демократию, не допускают, чтобы кто-то возражал против них. Но они меня не сломят! – говорил Леонид Борисович упавшим голосом.

– Действительно, грязный прием, – согласился Андрей с чувством сожаления и досады. Он испытывал перед Леонидом Борисовичем почти стыд и не находил объяснения своему чувству.

В то время Андрей еще не знал, что последствия этой перемены коснутся и его самого. Вскоре его причислили к сторонникам Леонида Борисовича, и перед ним стали закрываться двери операционных, его лишили даже дополнительных дежурств после того, как Роман Викторович заявил ему:

– К сожалению, у многих положение хуже, чем у вас, и они нуждаются в этих дежурствах.

Поневоле Андрей оказался в одном лагере с Леонидом Борисовичем, и это укрепило их взаимоотношения.

Леонид Борисович мог бы выйти из этой ситуации, пойдя на некоторые уступки: смягчив свою позицию или дав взятку следователю, ведущему дело. Но он категорически отказался даже обсуждать подобные варианты.

– Если они позволяют себе играть в грязные игры, то я отказываюсь бросать им под ноги свои принципы и убеждения! Раз я не виновен и прав, они меня не сломают!

Андрей слушал своего учителя, восхищаясь его стойкостью и почти веря в его неколебимость, однако Леонид Борисович, в конце концов, все же сломался.

Сокрушительный удар настиг его в связи с убийством жены, которая поплатилась жизнью не за политические или нравственные убеждения, а защищая свой месячный заработок. Она получила его монетами и положила в полиэтиленовый пакет, когда в кассе библиотеки, где она работала, не оказалось купюр.

Темным вечером, когда она возвращалась с работы домой, на нее напал вор, привлеченный звоном монет. Быть может, он решил, что звон исходит от золота, а не от тех копеек, которых человеку едва хватает на несколько дней.

После этого случая Леонид Борисович оставил работу. Андрей дважды заходил к нему домой и оба раза находил его пьяным. Напившись, Леонид Борисович усаживался в углу и проводил остаток вечера в рыданиях. Андрею казалось, что ему станет легче, если он услышит хоть что-либо об убийце жены. С этой целью Андрей попытался проследить за тем, как идет следствие, но очень скоро обнаружил, что он единственный, кто интересуется данным делом. Поиски убившего женщину в темном московском углу мало волновали милицию, которая перепоручила свои задачи мафии, – то ли из страха, то ли в надежде получить от нее хоть какие-то крохи из денег, которые та не переставала выжимать отовсюду.