Любовь на коротком поводке - Ольга Горышина

Хорошо я увидела морду собаки раньше, чем услышала слова Олега. Впрочем, я что-то засомневалась, какая скорость быстрее — звука или света. Светы у нас не было — была Агата, влезшая передними лапами Олегу на грудь, чтобы… Нет, не облизать, как он, должно быть, решил, поэтому вовремя и не отправил скулящую морду обратно под стол, а чтобы слямзить со стола лаваш, плетенка с которым стояла у самого края, потому что Олег одной рукой держал меня, а второй отламывал у лаваша поджаристую корочку — просто так, от нервов. Все в этом мире от нервов.

— И кто так с поводырем разговаривает? — это был снова Толян, но, к счастью своему и нашему, из-за своего столика он не поднялся. Может, уже не мог. — Она же доктор, четыре лапы и хвост… ОдЫн.

— Во всем должен быть порядок. Иначе не скомпилячится ничего, но тебе наши программерские шутки не интересны.

— Да мне ты вообще неинтересен… Наша вашу не понимать…

Там еще что-то было дальше по привычному уездному сценарию, но на сборище вдруг объявился тамада, явно для того, чтобы предотвратить ссору, и предложил в очередной, наверное, раз выпить за именинника. И Олег все же выпил свой бокал, а я свой на всякий случай только пригубила. Засранец!

— Мил, я только один раз в жизни конкретно нажрался за рулем. Армянской водкой — пятьдесят один градус, кажись… Меня вынесло, и я очень радовался наличию автопилота. Правда, я тогда только купил машинку. Как раз за ней летал обратно в Кали, и мы ее как раз с ребятами обмыть решили. Но метров через сто, максимум милю — я протрезвел. Как стекло… Это реально страшно, когда машина тебя умнее. Вообще ужасно чувствовать себя дураком, но тут капец… Агата, ну что за дела? Шашлык горячий… Я подуть должен, да?

И он действительно поднял тарелку ко рту и принялся дуть под жалостливое овчарочье поскуливание. Ну что за фигня… Цирк уехал, клоуны остались? Или дрессировщик с собачкой? С двумя… Хотя я сидела тихо — как грибок-мухомор под шляпкой, опустив глаза к шашлыку, который Олег смешал в моей тарелке: полвечера рыбных, вторая половина — мясная. Или баранья: собака и Олег — точно два барана!

— Молодец, умница…

Это он уже гладил Агату, потому что та поела. Вернее сказать, слизала с тарелки весь шашлык. Лола меня прибьет, узнает!

— Слушай, Лефлер, тебе, кажется, дитем пора обзаводиться…

На наш столик опустились руки Толяна. Олег поднял на него глаза раньше меня и раньше моего вздоха ответил:

— Я работаю над этим. Быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается… Волчья шерсть не лягушачья шкура — не спалишь без вони… Но у меня камин дома. Вот сейчас поеду и растоплю его…

Толян продолжал нависать над нашим столом, несмотря на недовольное шипение Агаты. Хватит за яйца — сам виноват.

— А чё ты считаешь себя самым умным? Еврейская мама научила?

— Это не я считаю. Я дурак. Другие считают меня умным. Их право. Каждый может думать, что хочет. У нас свободная страна.

— Какая именно? С полосатым флагом?

— Так оба полосатые. И свобода в каждой конституции прописана. Толя, у меня за столиком две девушки, обе очень и очень нервные. А когда они начинают нервничать, я нервничаю втройне…

— Хочешь выйти?

— Да без проблем!

Олег поднялся раньше, чем я натянула поводок, и бедная Агата получила по носу чужим ботинком, хотя я совсем не была уверена, что она действительно хотела схватить Толяна за штанину. Что думал Олег, я не знаю — наверное, подумать он ничего не успел: кулак сработал быстрее скорости мысли.

Любовь на коротком поводке — это когда одновременно душишь ошейником и целуешь в лобик: как я умудрилась проделать это с Агатой сама не понимаю. Я даже не уверена, что она скулила. И заодно что удар Толяна действительно пришелся по собаке, а не мимо… Вот Олег не промахнулся, и все получилось, как в кино: и перевернутый стол был — конечно, соседний! — и разлитое по полу, вместо крови, красное вино, и порванный рукав рубашки — не Олега, тот был в футболке. Лишился только очков, которые до инцидента болтались в нагрудном кармашке, а сейчас оказались у него под ногой. Разнимать полезли бабы, и драка прекратилась сама собой, хотя предложение выйти все же осталось актуальным.

— Олег, будь умнее! — заорал Гошка после нецензурщины, которую бросил в лицо именно своему коллеге.

— Он умнее, я дурак?! — перебил Толян, но рвануться вперед не смог: ботинок ему прошила шпилька подружки.

Да, Олег был прав про наряды девиц — и ведь точно девиц! Та, что присела рядом со мной и с собакой выглядела не лучше. И Агате не понравилась — впрочем, умные собаки вообще не выносят запаха алкоголя.

— Отойдите от собаки, — сказала я слишком громко, и крик мой подействовал на девушку сильнее овчарочного рыка.

Я намотала на руку поводок и попыталась протиснуться к выходу.

— Мила, ты куда? — подлетел ко мне Олег, но я сумела вырвать руку.

— Иди к черту! — вырвалось у меня против воли, и я даже поразилась тактичности, с которой сформировались мои мысли. Впрочем, развивать мне оказалось нечего: я не актер, чтобы играть на публику, а на нас смотрели.

— Мила, пожалуйста, вернись за стол, — Олег остался в роли увещевателя сумасшедшей до конца. Победного.

А меня так и тянуло заорать на всю Ивановскую, что сумасшедший здесь он, и даже собака в сто раз умнее его, и вообще…

И вообще я как-то оказалась за столом с подсунутым под нос стаканом… воды. Его подала официантка, а кто заказал для меня воду, я так и не узнала. Наверное, Гошка, иначе, чего уселся напротив с этой… Которая оказалась его девушкой. Ну, на этот вечер хотя бы. Нас с Агатой тоже ангажировали на одну ночь… Так сказать…

Так как сказать в таких случаях нечего, я молчала, пригвожденная к скамейке рукой Олега. Есть мне не хотелось. Музыка, цыганская, могла радовать только… Толяна, но его я не видела, или в поле зрения моего взгляда исподлобья он не попадал. Я видела лишь девушку Гошки: у нее закончился коктейль, и она — на вид довольно трезвая — пыталась сначала подцепить застрявшую на дне маслинку соломинкой, потом — вытащить двумя пальцами, как щипчиками, пока Олег не перелил ей в стакан нетронутую мной воду.

— Вы знаете, что шимпанзе очень любят арахис? — спросил он непонятно кого, но наши три пары глаз уставились на него скорее с удивлением, чем с интересом. — Не просто любят, а обожают. Ну, это чтобы понять, почему ученые провели эксперимент именно с орешками. Они прикрутили к прутьям клетки пластиковую трубку, на дно которой положили арахис. У шимпанзе никаких подручных средств не было. Ну чтобы там чем-то расколотить эту чертову трубку. А арахис шимпанзе хочет, аж умирает. Это как нищему получить в подарок миллион долларов. Как думаешь, что в итоге сделала шимпанзе?

Девушка смотрела на него в упор, не мигая, а потом потёрла глаз, оставив под нижним веком черный след. Нет, все же я поспешила с оценкой ее трезвости. Еще только начало вечера — что с ними всеми будет к середине?