Тяжелый понедельник - Санджай Гупта

— Как тебе повезло! Слушай, если ты хочешь покончить с собой, то сделай это в свое личное время и не на глазах собственного, очень впечатлительного сына!

— Вас понял. С собой покончу. В личное время. — Бывшая, не дослушав, бросила трубку.

Когда Виллануэва вошел в комнату 311, Бак Тирни уже стоял перед собравшимися хирургами — прямой как жердь, плечи развернуты, ноги на ширине плеч. Знакомство Тирни с армией ограничивалось прохождением курсов по подготовке офицеров резерва, но в поведении он охотно подражал военным и вел себя как генерал, напутствующий свои войска перед решающим сражением. По его мнению, так оно, собственно, и было. Жить — это значит побеждать, склоняя людей на свою сторону.

— Очень рад видеть вас здесь. С удовольствием угостил бы вас яичницей и жареной картошкой.

Врачи уже привыкли к доморощенным шуткам Тирни и не отреагировали.

Тирни качнулся с носка на пятку и продолжил:

— Хочу кое-что сказать в ответ на соображения, высказанные здесь в прошлый раз доктором Саксеной. Если вы помните, она предложила не пускать в операционные представителей производящих оборудование фирм. Сразу хочу оговориться, что речь пойдет не о докторе Саксене, которую я считаю выдающимся врачом.

Сидевшая рядом с Хутеном Сидни ощетинилась.

— Поймите меня правильно, — продолжал между тем Тирни. — Я ни в коей мере не хочу унизить достоинство врачей и подвергать сомнению их способность принимать решения, но факты — упрямая вещь. Признает это доктор Саксена или нет, но правда заключается в том, что представители фирм могут знать о стентах, протезах и искусственных суставах больше, чем хирурги. Представитель фирмы может знать о конструкции искусственного клапана больше, чем даже вы, доктор Саксена.

Сидни встала с места и подняла обе руки, как сбившийся с пути автомобилист, пытающийся привлечь к себе внимание мчащихся по дороге водителей.

— Доктор Тирни…

Но Бака было уже не остановить.

— Представители фирм следят за эксплуатацией своей продукции, они видели множество операций с применением своих изделий. И если они проведут пару часов в операционной, то это только пойдет им на пользу, а в конечном счете на пользу нам.

— Доктор Тирни, если позволите. — Сидни изо всех сил старалась быть вежливой. — Как врачи, только мы можем решать, в каком лечении нуждаются наши пациенты.

— Никто не говорит, что вы должны беспрекословно следовать их рекомендациям.

— Бак, хотите вы признать это или нет, но представители фирм влияют на решения врачей, и влияют не без пользы для своих кошельков. Около года назад, во время операции протезирования коленного сустава, врач по совету представителя — для того чтобы протез лучше встал на место — выпилил лишний участок большеберцовой кости. Результат оказался весьма плачевным.

Некоторые из собравшихся закивали в знак согласия. Ортопед, о котором не называя его, вспоминала Сидни, доктор Джозеф Полански, сидел молча, глядя перед собой, словно он тут был ни при чем.

— Я помню этот случай, — сказал кто-то в заднем ряду. — У женщины на всю жизнь осталась хромота.

Бак поднял руку.

— Вы пристрастны, доктор Саксена. Я могу привести не один десяток примеров, когда советы представителей фирм были не только разумны, но и позволили улучшить исход операций.

Послышался одобрительный шепот. Один из хирургов громко произнес:

— Некоторые из этих ребят вполне приличные люди — например, Трой Ричардсон из «Браво-Дивайсиз». Я однажды неправильно расположил винт в пяточной кости, и Трой указал мне на ошибку.

Тирни посмотрел на Сидни и сделал жест в сторону этого хирурга, словно ссылаясь в суде на вещественное доказательство. Но Сидни не дала сбить себя с толку и обратилась к сидевшим рядом с ней врачам:

— Я понимаю, что каждый делает свою работу, но хотим ли мы полагаться на мнения бывших футболистов и президентов феминистских организаций, которые говорят нам, что мы должны, а чего не должны делать в операционной?

— Свое дело они знают, — возразил Тирни.

— Вот именно, они знают свое дело. Они хотят проникнуть в операционную, чтобы каждый раз убеждать нас, что их дело — их оборудование — единственное, каким мы можем пользоваться. Но что, если мы воспользуемся изделиями другой компании?

— Не знаю, как вы, доктор Саксена, но я никогда не позволю представителю фирмы влиять на мои решения.

Посыл был ясен: Сидни Саксена возражает против присутствия представителей фирм из глупого упрямства.

— Вы допустите присутствие в кабинете врача медицинского представителя фармацевтической компании, который вслух дает советы назначать лекарства своей компании? — спросила Сидни.

— Вы сейчас говорите о терапии. Да, эти слабаки-терапевты так беззащитны, что их надо всячески оберегать.

Аудитория рассмеялась.

— Но мы, — самодовольно провозгласил Тирни, — хирурги.

Мужская часть аудитории шумно выразила свое одобрение.

— Вот теперь он говорит дело! — сказал один из хирургов.

Сидни горестно покачала головой. Тирни побеждал ее своей дешевой демагогией. Ощущение было не из приятных.

Доктор Виллануэва оторвал от стула свое огромное тело, немного воодушевив Сидни.

— Бак, я надеюсь, что ваши аргументы не сдобрены десятимиллионным взносом компании «Браво-Дивайсиз» на поликлинику «Браво» в новом кардиохирургическом корпусе больницы?

Тирни побагровел:

— Доктор Виллануэва, я отметаю ваши инсинуации. Вы оскорбляете мою честь, и я не собираюсь молча это терпеть.

— Вы что, принц Уэльский? Это не ответ!

Бак шагнул к Виллануэве, но теперь встал Хутен:

— Довольно, джентльмены, возьмите себя в руки. — Хутен обернулся к собравшимся:

— Мы решим этот вопрос голосованием. Поднимите руки те, кто не желает видеть в операционной представителей компаний медицинской техники.

Руки подняли полдюжины врачей — среди них Сидни, Тина и Виллануэва.

— Кто против и хочет сохранить нынешнее положение?

В зале взметнулся лес рук. «За» проголосовали оставшиеся сорок с лишним человек. — Всё, вопрос закрыт, — авторитетно произнес Хутен.

Во второй половине дня жена Пака заехала за ним в больницу. Он с удовольствием переложил на нее обязанности водителя и каждый день с нетерпением ждал ее приезда.

Больше всего на свете Сун боялся, что операция и облучение лишат его самого ценного его достояния — отточенного, добытого тяжким трудом знания. Но пока все было в порядке. Правда, скоро должен был начаться месячный курс химиотерапии, а она тоже не бог весть как полезна для мозга.

Пэт подбадривала его, каждый раз приговаривая: «Не надо спешить» или «Будем продвигаться вперед шаг за шагом». Он слушался. Мало того, он перестал читать журнальные статьи о глиобластоме, о последствиях химиотерапии и о средней продолжительности жизни больных в свете последних достижений в лечении глиобластомы.