Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм

Барнаби прекрасно все это понимал и даже до какой-то степени ему сочувствовал. Что самое трогательное, Трой даже не подозревал, насколько прозрачен. Если бы догадался, был бы страшно уязвлен.

— Есть! — Облегчение и удовольствие тут же расслабили мышцы его плотно сжатых губ. Даже кончики ушей порозовели. — Это сказал старина Полли. На площадке лестницы. Упомянул, что в гостевой комнате была стопка журналов и в одном из них вырвана страница. Спорим, что там как раз напечатали фотку того самого колье!

— Это легко проверить. Займешься? — Затем, предвкушая, как через пару часов вернется в Арбери-Кресент к Джойс и дома будет спаржа, форель и салат «нисуаз», а также потому, что сегодня на него просто нашел добрый стих, Барнаби добавил: — Это ты здорово сообразил, Гевин.

Трой зарделся от удовольствия. И тут же стал переиначивать весь эпизод в целях собственного возвеличивания: «Котелок у старикана, конечно, варит. Однако память уже не та. Сказал, что не представляет себе, как бы без меня обходился. Прямо так и сказал. Он теперь во всем на меня полагается».

Проблема в том, кому об этом рассказать. Естественно, не парням в участке. При всей самоуверенности кретином Трой не был. Морин просто свалится со стула от смеха. Мама? Тоже отпадает — она всю дорогу пыталась ему внушить, что бахвальство до добра не доведет. Остается дочурка, Талиса Лин. Ей всего три, но ужас до чего понятливая. И всегда слушает, когда отец с ней говорит. Чего обо всех остальных не скажешь.

В Фосетт-Грине теперь не говорили ни о чем другом, кроме как о необъяснимой смерти Алана Холлингсворта и возможной судьбе его жены. Новость о похищении Симоны, объявленная проводящими опрос населения копами, распространилась со скоростью лесного пожара. Люди созванивались сразу после того, как наступал их «черед», как назвала это супруга викария. Бекки Латимер сравнивала полицейский опрос с поголовной вакцинацией.

«О чем они спрашивали?» — «Слышала, делом займется Скотленд-Ярд». — «Лично я никогда не верил в эту байку про больную мать». — «Оказывается, ее кот нашелся!» — «А я думала, то была мать Алана». — «Бедное животное, его бросили в канаву и оставили умирать». — «Люди, которые швыряются деньгами, сами напрашиваются на неприятности». — «Ну, уж главного подозреваемого мы все знаем». — «Слышала, его подобрали в канаве на Джерард-Кросс». — «Паттерсон решил рассчитаться с ним». — «Да-да, вместе с котятами!» — «Это же его деньги, по сути…»

В «Аркадии» был день генеральной уборки. К этому времени Хизер сделалась, во всяком случае в собственных глазах, ключевым свидетелем. О своей судьбоносной поездке на «том самом автобусе» она дважды рассказывала полицейским и теперь повторяла всякому, кто готов слушать.

— Я высказалась насчет ее сумки: какой, мол, приятный бисерный узорчик. Потом сказала, что чистить такую — уделаться можно. Пардон за словцо, миссис М. А она только улыбнулась и всю дорогу смотрела в окно, хотя я продолжала с ней общаться. После я сказала Биллу, кабы знать, что все так худо обернется, я бы постаралась ее разговорить.

Миссис Молфри, давно выключившая свой слуховой аппарат, просто покивала, а сосредоточенно лущивший на кухне бобы Кабби вообще не включался.

— Кому больше всего досталось, так это Колину Перро. Я тут столкнулась с его женой, когда забирала из детсадовской группы своего Дуэйна. Эти задаваки из Каустона Колина ужас до чего довели!

В дверь постучали. Стук услышала одна Хизер, она же и впустила Эвис Дженнингс. Та принесла песочный тарт с заварным кремом и вишнями, собранными в собственном саду, а еще — немножко засахаренных стеблей дягиля, до которых миссис Молфри была большой охотницей.

— Нам срочно понадобится чай. Это же мой любимый! — воскликнула миссис Молфри, разворачивая пакетик с дягилем.

Кабби расслышал лишь последние слова и принял на свой счет:

— Любовь моя, я здесь, что тут у нас?

— Сласти, которым нет равных, Кабс. Срочно ставь чайник, и мы все ими полакомимся!

Хизер, которая и так с трудом запихивала объемистую задницу в треники двадцатого размера, решила, что ей стоит отклонить предложение. Ее мамаша иногда приносила домой кондитерские изыски от Эвис после занятий «Женского института», так что Хизер знала о них не понаслышке.

— Всем пока! — протрубила Хизер и потопала прочь.

Отвечая на вступительный вопрос Эвис, миссис Молфри признала, что их еще не опрашивали, и добавила:

— Думаю, этот милый мистер Барнаби нанесет нам визит собственной персоной.

Хотя Эвис мало что смыслила в полицейской субординации и распределении обязанностей, подобная возможность все-таки показалась ей сомнительной, и она робко высказалась в этом духе.

— Ничего подобного. — И миссис Молфри твердо подкрепила полет своей фантазии: — Он оставил мне номер своей прямой линии. На случай, если я вспомню, что позабыла.

— А что такое вы позабыли, Элфи? — рассеянно спросила Эвис, направляясь на кухню за тарелками и вилочками.

— Я могу сказать только, что это имело отношение к какому-то звуку! — выкрикнула миссис Молфри. Подобно многим глухим, она не умела согласовывать громкость голоса с расстоянием до собеседника. — Он был либо неожиданный, либо не тот, либо его вообще не было.

— Вот оно что, — откликнулась Эвис.

Она слишком хорошо знала Кабби, чтобы адресовать ему насмешливо-понимающий взгляд при этом странном перечислении. Годы прошли с тех пор, как она усвоила: даже слабый намек на шутливую снисходительность встретит крайне холодный прием. Эвис догадывалась, что принимаемое другими за старческое слабоумие в его любящих глазах предстает милой эксцентричностью. Эвис смотрела, как он наполняет ароматным чаем расписную, глубокую, с золотым ободком любимую чашку Элфриды, а после кидает в нее лепестки ноготка.

— Это было в тот день, когда пропала Симона, — добавила миссис Молфри.

Она явно еще не слышала о похищении, и Эвис, не желая ее расстраивать, решила ничего ей не сообщать. Они все еще пили чай, когда жена доктора, обдумывая последнюю реплику миссис Молфри, спросила:

— А может, это как-то связано с нашим колокольным звоном?

— В каком смысле?

— Если помните, нас просили на похоронах мистера Роуза исполнить мелодию детской песенки про лимоны и апельсины, которую любил покойный. В каком-то смысле это были не те звуки. Слишком веселые для такого печального события.

— Нет, не думаю, что я это имела в виду. Хотя слово «звон» вызывает во мне какой-то неясный отклик. — Миссис Молфри наморщила лоб, наколола вишенку на зеленый стебель дягиля в блестящей сахарной глазури и положила в рот. — Вероятно, меня осенит темной ночью. Или в ванне, как Архимеда.

— Обязательно тогда запишите, — посоветовала Эвис. — Чтобы не забыть.

— Сначала я воскликну: «Эврика»! — прокричала миссис Молфри. — А потом уже запишу.

— Еще чашечку, милая? — предложил Кабби.