Семейный стриптиз - Оливия Голдсмит

Энджи расхохоталась, запрокинув голову.

– О да! Кому и радоваться жизни, как не мне! Хотите послушать, девочки, о самом романтическом юбилее свадьбы в истории человечества? – И она рассказала обо всем – от ресторана до знаменательной встречи с Рэйдом и Лизой в Марблхеде. Словом, обо всем, кроме своей вели­кой маленькой тайны. О ее беременности пока не знала ни одна живая душа.

– Не могу поверить! – выдохнула Мишель.

– А я так запросто, – фыркнула Джада.

У обеих нашлись «ласковые» слова и в адрес Рэйда, и в адрес предательницы Лизы. Шагая в ногу с подругами и слушая их прочувствованные речи, Энджи вдруг поняла, что ей… хорошо. Просто хорошо с ними. Ей очень нрави­лись обе, хотя Мишель казалась немножко отстраненной, и Энджи была благодарна им за то, что ее приняли в ком­панию.

В конце проулка, уже повернув назад, Джада вдруг ос­тановилась.

– А как же столб, Мишель? Не похлопаешь?

Энджи недоуменна взглянула на Мишель, а та сгорби­лась и замотала головой.

– Да что с тобой такое, подруга? – Энджи округлила глаза. – Ты всегда хлопала этот дурацкий столб! Пережива­ешь из-за банка? Или из-за репортеров? Достали тебя, да?

Энджи вся обратилась в слух, но рот решила держать на замке.

– В доме все не так, в семье все не так… – В больших синих глазах Мишель стояли слезы. – Наверное, я сама во всем виновата. Что, если я, как дура, верила каждому его слову, а он меня обманывал?

Щелк! Картинка в голове Энджи сложилась. Читала ведь газеты, да и отец рассказывал об обыске на другом конце улицы, а с Мишель весь этот скандал не связала. Так все-таки наркотики? Не потому ли Джада отказалась сдать анализ? Нет! На этот раз интуиция ее не подводит. Кто угодно, только не Джада. И не Мишель.

– Послушай… – Джада взяла подругу за руку. – Оши­биться может любой, но почему тебе пришло это в голову? Заметила что-нибудь? Есть причины сомневаться?

– Не знаю! Я чувствую, что от меня что-то скрывают. Брузман сказал, что я должна свидетельствовать в пользу Фрэнка, а я… почему-то не хочу. – Слезы уже катились по ее щекам. – Я сама не знаю, чего хочу! Боюсь сказать Фрэнку, боюсь сказать Брузману… – Мишель всхлипнула.

Энджи воспользовалась паузой, чтобы присоединиться к разговору и немного разрядить обстановку.

– Не будет ли нахальством с моей стороны напомнить, что вы имеете дело с профессиональным юристом, и пред­ложить свою помощь? – Подруги как по команде повер­нули к ней головы. – Я не твой адвокат, Мишель, но позволь спросить: ты слышала о Четвертой поправке к кон­ституции? Обыск в нашей стране возможен лишь при на­личии очень веских доказательств вины.

– Но они ничего не нашли, хотя и старались, – возра­зила Мишель.

– Весь дом перевернули, мебель изуродовали! – доба­вила Джада.

– Дело-то все в том, что они не могли обыскивать дом просто так. Они знали, что именно ищут!

– Ты хочешь сказать, что у полиции есть доказательст­ва вины Фрэнка?

Энджи чуть не сказала «да», но вовремя остановилась.

– Я ничего не могу утверждать, однако Четвертая по­правка – штука серьезная.

Почти три квартала они прошагали молча. Энджи уже хотела извиниться, что наговорила лишнего, когда Джада прервала молчание:

– Знаешь, что мне пришло в голову, Мишель? Тебе нужен адвокат. Твой личный адвокат. Не Брузман.

Отчаяние и боль исказили лицо Мишель.

– Да как ты не понимаешь?! Я должна поддерживать Фрэнка, иначе нашему браку конец!

– Если Фрэнк виновен, вашему браку определенно конец, дорогая.

Мишель наводила чистоту. Речь шла не о еженедель­ной уборке дома и даже не о генеральной. Мишель находи­лась в постоянном процессе наведения чистоты. Нормаль­ные люди так не поступают, но ситуация была далека от нормы, и Мишель справлялась с ней как могла. Уж лучше мыть, чем пить.

Она вымыла стены мастерской Фрэнка, перебрала и разложила все инструменты и даже выдраила цементный пол. Открыв для себя новое великолепное чистящее сред­ство и испытав его в мастерской, она не удержалась и использовала остатки, чтобы до блеска оттереть крашеный пол в гараже. Сегодня ей предстояла работа во встроенных шкафах Дженны и Фрэнки. Нужно оттуда все вынести, перебрать одежду и обувь, затем отмыть стены и потолок, пропылесосить ковровое покрытие и оттереть грязь – у детей на полу всегда грязь – жидкостью для ковров.

Встроенный шкаф Фрэнки отнял немногим более часа. Еще один час прожит если и не в покое, то по крайней мере в согласии с самой собой, без мучительных мыслей о Брузмане, судебном процессе, школе-пансионе для Джен­ны, хорошего детского психолога для Фрэнки… Кроме всего прочего, Мишель обеспокоило, что они с Фрэнком не занимались любовью уже недели две, если не больше. Вчера ночью она вдруг открыла глаза – и утонула в глубо­ком карем взгляде мужа, который смотрел на нее, припод­нявшись на локте. Мишель тут же придвинулась к нему, но Фрэнк молча отвернулся. Такой долгий перерыв в их суп­ружестве случился лишь однажды, после рождения Фрэн­ки: роды были тяжелыми, и Мишель не скоро оправилась. Сейчас она не сказала бы наверняка, что тому виной – усталость ли, стресс или возникшее отчуждение, которого они не желают признавать…

Вздохнув, Мишель закашлялась от едких испарений и тут же до отказа раздвинула дверцы, чтобы проветрилось. Одежду Фрэнки сразу обратно не повесишь – пропахнет химикатами. Придется подождать. Она собрала выбив­шиеся пряди, поправила шпильку в пучке и, взглянув на часы (почти одиннадцать), окликнула Поуки:

– Пойдем, приятель, займемся другой детской.

Со шкафом дочери пришлось повозиться. Ее гардероб ломился от платьев, жакетов, юбок, туфель, сумок, пояс­ков и прочей мелочовки, засунутых куда и как попало. Свалив все это добро на кровать, Мишель оглядела пустой шкаф. Откуда, спрашивается, на стенах столько жирных пятен? Не пропустить бы ни одного. Она вспомнила дом, где росла, и то, как мама любую неприятность – пятно ли, разбитую чашку или сломанный стул – «исправляла» вы­пивкой. Мишель давным-давно уже решила, что такого себе не позволит. Никогда!

Встроенный шкаф Дженны был не только гораздо больше, но и куда запущеннее шкафа Фрэнки, а в одном из дальних углов несущая балка образовала своеобразную узкую нишу. Фрэнк-старший, помнится, устроил взбучку рабочему, когда тот начал заделывать этот закоулок доска­ми – ни к чему, мол, уничтожать лишнее пространство в доме. Фрэнк все делал на совесть. Как и сама Мишель.

Она приступила к самой грязной работе – чистке ниши и тогда обнаружила, что ковер в этом уголке отошел от пола и слегка загибается. «Господи, сколько же там, на­верное, пыли накопилось!» – со вздохом подумала Ми­шель. Она отогнула ковер и с удивлением увидела, что квадрат досок под ним совершенно чист. Более того, не­сколько досок не набегали друг на друга, как на паркетном полу в гостиной, а просто соприкасались краями. Мишель машинально протянула руку в резиновой перчатке и с лег­костью вынула одну из досок.