Ричард III. Последний Плантагенет - Светлана Алексеевна Кузнецова

– А жить без денег невозможно. Что он о себе думает, этот лорд-протектор? – не унималась бывшая иудейка, крестница Эдуарда и его же любовница. – Уступил бы правление Вудвиллам, да и уехал бы к себе на север. Неприятно, конечно, отдавать власть, но почему бы и нет в безвыходной ситуации-то? Без Глостера можно обойтись, а без денег нельзя.

Вновь послышались шлепки и откровенные стоны. Дик повернулся на каблуках и поспешил уйти. Во рту стоял металлический привкус. Регент и не заметил, как прокусил губу.

– Господин регент, мы просили об аудиенции, – сухой, чуть дребезжащий голос лорда-камергера вывел Ричарда из задумчивости.

Дик мельком взглянул на пришедших. Четверо. Уильям Гастингс, его бывший друг и соратник; Джон Мортон, епископ Илийский; лорд Томас Стенли и Томас Ротерхейм, архиепископ Йоркский. Все трое – отъявленные мерзавцы. А Гастингс… Гастингс просто предатель.

– Хорошо, господа, я выслушаю вас, – Ричард кивнул на дверь в небольшую залу и первый же вошел в нее.

Это помещение Глостер периодически использовал для работы. Достаточно уютное и в то же время освобождено от мебели. В случае необходимости ничто не помешает выхватить меч. Двое из четверых вполне могли схватиться за оружие. С ними Дик рассчитывал справиться без привлечения охраны.

Прежде чем опуститься в кресло, герцог подошел к окну:

– Прекрасное летнее утро, господа.

Ставни поддались легко. В распахнутое настежь окно ворвался озорной ветер.

– Мы хотели говорить с вами о возникшей в стране ситуации, – раздался слабый голос Ротерхейма.

«Странно, – подумал Дик. – Духовному лицу пристало говорить тверже и увереннее. Как он убеждает в правоте Господа подобным блеянием?»

– А что с ней не так? Справедливость восстановлена, последняя воля Эдуарда исполнена, – Ричард специально повернулся к ним спиной и стоял, облокотившись руками о подоконник, подставляя лицо ветру.

«Интересно, ударят или нет?» – усмехнулся он. Впрочем, это было абсолютно неважно. Ричарду требовалось противостояние, вызов, который он каждый раз бросал во время битвы – себе, друзьям, врагу, всему этому миру. К тому же умирать от честной стали всегда почетно. Кровь смывает грехи. В случае же ареста погибнет только Гастингс, мерзавцы, как это уже случалось не единожды, вымолят помилование.

– Это так, господин регент, – сделав ударение на последнем слове, продолжил лорд-камергер. – Однако королевская казна пуста. Не станете же вы содержать страну на деньги Глостера?..

– Почему бы и нет, – Ричард повел плечом и рассмеялся.

«Интересно, Уильям станет повторять за Джейн Шор дословно или приведет собственные аргументы? – подумал герцог. – Увы, бывший друг, вы не обладаете и толикой ее шарма».

– Господин регент, я требую относиться к нам серьезно, – то ли сказал, то ли проскрипел Мортон.

Ричард поморщился: «Жаль, духовных лиц не вызывают».

В свое время Джон Мортон, получив сан, быстро нашел покровителя в лице кардинала Берчера и был представлен им ко двору короля Генриха VI. Убежденный сторонник Ланкастеров, он сопровождал Маргариту Анжуйскую в изгнание после поражения в битве при Таутоне.

Во Франции Мортон верно и преданно служил Людовику XI, выполняя различные «деликатные поручения». Выполняя одно из них, он способствовал примирению графа Уорвика с Анжуйской и вместе с ними вернулся в Англию.

После разгрома Ланкастеров в битве при Тьюксбери Мортона арестовали. Он обратился с прошением о помиловании к Эдуарду IV и добился от брата полного прощения и восстановления в правах.

Ричарду он задолжал один из величайших позоров в жизни. Именно Джон Мортон сопровождал Эдуарда в походе во Францию и способствовал заключению соглашения в Пекиньи. Людовик XI щедро вознаградил своего бывшего слугу двумя тысячами экю.

– Насколько серьезно? – уточнил Ричард. – Вы можете уйти, и я сделаю вид, будто этот разговор не состоялся. А могу…

– Мы лишь смиренно просим господина регента, – пролепетал Ротерхейм, – передать все полномочия королеве Елизавете.

Дик развернулся на каблуках и, недобро прищурившись, смерил архиепископа взглядом.

При Эдуарде тот занимал пост лорда-канцлера хранителя печати. Будучи ярым сторонником Вудвиллов, после смерти короля он передал в руки Елизаветы эту самую печать, поправ тем самым законы как английские, так и божеские. Когда Ричард вернул себе полномочия регента, Ротерхейм повинился, попросил о помиловании и о восстановлении в должности. Дик простил, но в должности не восстановил. Сам виноват: нет печати – нет и ее хранителя.

– Раз уж так вышло, – добавил молчавший до этого момента Стенли.

Лучше бы он сохранял безмолвие. Ричард не успел сдержать исполненный презрения взгляд. Стенли аж затрясся от ярости и негодования. Если раньше он считал регента всего лишь препятствием на пути Вудвилл и собственных амбиций, то теперь – главным врагом.

Измена для этого человека была делом привычным. В первой же своей военной кампании юный Том Стенли предал союзников в битве при Блор-Хит. Не пожелав сражаться, он отошел со своим войском на шесть миль от поля боя и стал ждать исхода, намереваясь примкнуть к победителю.

Единственное, что его спасло тогда, – скорая женитьба на Элеоноре Невилл, сестре графа Уорвика. Затем Стенли снова поддерживал победителей, мечась между Йорком и Ланкастером.

Глостера он сопровождал в шотландской кампании. Ничем выдающимся не отличился, но и вреда не нанес.

– Мы уповаем на ваше благоразумие, лорд-протектор, – заявил Мортон, похоже, его раздражало молчание Дика. – Гордыня – величайший из грехов! Я говорю вам это как лицо духовное!.. Смирите ее… Смиритесь с неизбежным, и да пребудет с вами милость Его…

– Именно как лорд-защитник королевства я напоминаю вам, – обождав еще полминуты, произнес Ричард. – Происходящее здесь является государственной изменой. Более того, я сам стану предателем и изменником, если соглашусь с вами. И это мое последнее слово.

Любой рыцарь на их месте уже схватился бы за меч или бросил вызов. Из всей четверки к кинжалу потянулся один Гастингс. Но это и понятно, Стенли трус, а обличенные саном мерзавцы прячутся за служение, будто за ширму.

– Гордыня является тяжким грехом, Ричард Глостер! – вновь проскрипел Мортон. Архиепископ сочился ненавистью и ядом. Он сжимал кулаки, даже слюной брызгал. И Ричард не мог смирить чувство брезгливости по отношению к этому человеку. От него хотелось отшатнуться или отойти подальше как от чумного или прокаженного.

– Воистину так, – парировал герцог. – Смею напомнить, именно этому греху вы и предаетесь, придя сюда и вынуждая меня отказаться от исполнения воли покойного брата. Кто вы такие, чтобы требовать от меня предательства?!

В словесных дебатах Дик не считал себя столь искушенным, как в ратном деле. Но с заговорщиками и не требовалось диспута. Трое из них регента откровенно ненавидели, в сердце четвертого змеей вползла любовь. Убеждать их не требовалось. Единственное, чего добивался Глостер, – нападения. После этого пойти на попятный не удалось бы ни им, ни ему самому.