Драконья справедливость - Дэниел Худ

После обеда все вернулись к делам, а Лайам решил прогуляться, поскольку дел на остаток дня у него не было практически никаких. Смеркалось, с холмов потянуло холодом, на небе проступали звезды. Лайам, сунув руки под мышки, брел через площадь, там и нашел его Фануил.

— Хорошо полетал? — спросил Лайам, становясь на одно колено, чтобы погладить уродца.

«В лесу полно сов. Это очень злобные твари».

— Злобные, говоришь? Но, думаю, не злее кое-кого из людей.

Он мысленно пересказал дракончику, что за его спиной вытворяет Проун.

«Он не любит тебя».

— Не любит?! Да он меня ненавидит! Он считает, что я обманом пролез на его место. Очень мне было нужно туда пролезать!

«Но ты все же пролез».

Возразить было нечего, и Лайам пожал плечами.

— Ты не знаешь случайно какого-нибудь заклинания, способного превратить осла в голубка?

«Таких заклинаний не существует, — после краткого размышления ответил дракончик. — В голубиную стаю — пожалуйста, правда, в очень большую стаю. С общей массой, равной массе осла. Но при чем же тут Проун?»

Лайам, расхохотавшись, встал.

— Ладно, забыли.

Прогулка продолжилась. И человек, и дракончик молчали. В темноте раздавалось лишь цоканье коготков.

«Если он говорит такое Казотте, человеку, в общем-то, постороннему, то одному небу ведомо, что он наговаривает госпоже Саффиан!» Почему-то Лайаму не хотелось, чтобы вдова составила о нем превратное мнение, и это казалось странным ему самому. Какая разница, ценят его по достоинству или нет? Он ведь не собирается оставаться в составе ареопага. Вот если бы Проун куда-нибудь делся, тогда…

«Ты, милый мой, просто гордец, — сказал он себе наконец, — а гордецы чаще всего спотыкаются потому, что забывают поглядывать под ноги. Надо спрятать гордыню в карман и работать».

Лайам встряхнулся и решил начать новую жизнь. Пора доказать кое-кому, что и он может быть и вдумчивым, и серьезным. Надо, в конце концов, обретать вес и солидность. И перво-наперво — закончить отчет, потом обдумать документы по Дипенмуру, а завтра… завтра следует вовремя явиться на утреннее совещание…

— Идем, — сказал он Фануилу. — Нам надо пораньше лечь.

Единственным освещением казарменных коридоров были редкие свечи, и Лайам с Фануилом долго блуждали по лабиринтам запутанных переходов, пока, наконец, вдали не мелькнула фигура в атласном халате и красном ночном колпаке. Поскольку квесторов ареопага поселили в соседних комнатах, Лайам даже обрадовался тому, что толстяк попался ему на глаза.

«Пусть он изрядная скотина и клеветник, но ориентир из него хороший».

На следующее утро Лайам поднялся рано и в отличном расположении духа спустился в комнату, отведенную для завтраков ареопага. Ему даже пришлось подождать появления остальных заседателей, но он не провел это время без толку, а внимательно перечитал свой отчет и составил в уме список вопросов, которые следовало задать вдове Саффиан. Когда совещание началось, Лайам выбросил из головы посторонние мысли и стал внимательно вслушиваться в слова толстого квестора, стараясь не обращать внимания на его напыщенный тон.

«Боги, понятно, почему он так рвется соскочить с этого места! Разбираться со всем тем, о чем он сейчас говорит, — сплошная морока!»

Внимательно выслушав Проуна и сделав по поводу сказанного ряд замечаний, вдова Саффиан объявила совещание завершенным. Лайам выждал, пока все уйдут, затем подошел к черной даме и положил перед ней бумаги.

— Вот отчет, который вы мне поручили составить, госпожа председательница.

Женщина просмотрела пару страниц, словно желая убедиться, что ее не обманывают, затем кивнула.

— Ну, хорошо. Позже я с этим ознакомлюсь поближе. — Она убрала отчет в сумку. — Вы хорошо поработали, квестор. Благодарю вас.

— Если бы вы сочли возможным уделить мне какое-то время — после дневного заседания, например, — я хотел бы, сударыня, задать вам несколько вопросов по Дипенмуру.

Поколебавшись, вдова Саффиан жестом указала ему на стул.

— Я могу это сделать прямо сейчас. Что вас смущает?

— Благодарю, сударыня, — Лайам поклонился и сел. — Должен признаться, я озадачен многим. Во-первых, из отчета, составленного, как я понимаю, дипенмурским эдилом, совершенно неясно, обвиняются ли жрец и ведьма в причастности к пропаже детей. Во-вторых, там упоминаются какие-то ключи от пещеры, но у кого они обнаружены и что из себя представляет эта пещера, также невозможно понять. Кроме того…

Женщина вскинула руку.

— Минутку-минутку. Разве отчет этого не проясняет?

— Прошу прощения, нет. И, как вы понимаете, возникает проблема…

— Я не читала отчета, — перебила она, — и плохо знакома с сутью вопроса. Знаю лишь, что в окрестностях Дипенмура прошлой зимой случилось что-то очень уж мерзкое — тут же, вдобавок, обросшее грязными слухами. Покойный председатель ареопага очень обеспокоился и решил провести дознание лично. Он много беседовал с дипенмурским эдилом, но я не присутствовала при этих беседах.

Лайам открыл было рот, но тут же закрыл, ограничившись лишь коротким:

— Мгм.

Вдова Саффиан продолжала, словно бы не расслышав скептической нотки в этом маловразумительном отклике на ее пояснения.

— Я понимаю, что это весьма тонкое дело. И вести его следует деликатно. Священнослужитель и служащая управы впрямую, вроде бы, не обвиняются, но находятся на подозрении — а это не шутки. Граф Райс дважды приезжал в Дипенмур. Муж говорил с ним, но записей не оставил. Отчет, находящийся у вас, — единственное, на что мы можем сейчас опереться. Продолжайте его изучать, а я… — Она помолчала и вдруг всплеснула руками, словно ей в голову пришла мысль, способная все разрешить. — Я запрошу у квестора Проуна копию этого документа и просмотрю ее как можно скорее. И тогда мы еще раз поговорим. Хорошо?

— Да, госпожа председательница. Благодарю вас.

— Вот и отлично! — Вдова встала. — Встретимся на заседании.

Лайам вежливо поклонился, но взгляд, которым он проводил спешащую к двери госпожу Саффиан, не выражал особенного почтения.

Времени до заседания оставалось достаточно, и Лайам посвятил его осмотру древних казарм. Они поражали своей добротностью и размахом. Восхищение вызывали и конюшня на две тысячи лошадей, оснащенная затейливым переплетением труб и желобов, служащих для подачи воды и корма в каждое стойло, и гулкая огромная оружейная, которой позавидовал бы арсенал Альекира. Плитки в банях выцвели и потрескались, мозаика сохранилась фрагментами, но дежурный стражник сказал, что отопительная система в порядке и что три раза в неделю ее запускают, чтобы согреть воду в центральном бассейне и гарнизонной парной.

Однако полдень уже близился, и Лайам решил, что пора вернуться к себе. Переодевшись в чистый костюм, он приказал коридорному проводить его в зал заседаний суда.