Кремлевская жена - Эдуард Тополь

Вот сука! «На Петровку»! Как будто я без него не знаю! Но в том-то и дело, что на Петровке — Котов и Белоконь, которого я матом послала. Как же быть, елки-палки?

Впрочем, советские следователи не сдаются! Даже разжалованные! В конце концов в Москве всего три СИЗО — следственных изолятора, в которых держат до суда: «Бутырки», «Матросская тишина» и «Лефортово». И уже через двадцать минут, обзвонив «Матросскую тишину» и «Бутырки», я закадрила дежурного по «Лефортово» капитана Рашидова.

Кавказский человек, он не устоял против моего грудного голоса с глубоким и томным придыханием:

— Рашидов? Знакомая фамилия. Вы, случайно, не кончали Воронежское высшее?

— Нет, дарагая! — отвечал он с кавказским акцентом. — К сожалению, не канчал. Но мне ваш голос тоже зынаком. Ви не были на афицерских сборах в Мытищах? Ви такая високая брюнетка…

Пофлиртовав еще пару минут и почти договорившись о свидании, я сказала, что все зависит от того, как скоро я допрошу Александра Чижевского, арестованного сегодня на площади Революции. Без этого ни о каком свидании не может быть и речи.

— К сожалению, дарагая, у нас его нет, — с явным огорчением сказал Рашидов. — И ни в адной масковской тюрьме ви его не найдете — на это могу сразу паспорить!

— А где же он? На Лубянке? — вырвалось у меня.

— Тоже нет. Теперь политических в тюрьмах не держат. А то из-за этой гласности их родственники каждый день демонстрации устраивали, а иностранцы это на пленку сынимали. А теперь — все, у нас в тюрьмах нет палитических! И — никаких демонстраций, тихо. Даже есть время с интересной женщиной пагаворить…

— Мне ваш голос тоже нравится, товарищ Рашидов! — И я взяла быка за рога: — Давайте так, дорогой: вы мне скажете, где найти Чижевского, и тогда сразу, как только я его допрошу, мы встречаемся. Договорились? — Только я назначаю место! — тут же поспешил Рашидов.

— Конечно! Я не сомневаюсь, что это будет не самый худший ресторан в Москве…

— Гм! — прокашлялся Рашидов. — «Баку» устроит?

— Вполне устроит!

— Завтра в восемь?

— Годится!..

— Теперь бери карандаш, дарагая! Пиши! — уже по-свойски распорядился Рашидов. — По Павелецкой дороге едешь до остановки «Пески». А там спрашиваешь Филановский монастырь. В этом монастыре теперь лечебный изолятор для алкашей. Все ясно?

— Ясно! — тут же прозрела я. — Спасибо, дорогой, целую!

И действительно, до чего же просто — держать политических не в тюрьмах, а в лечебно-трудовых изоляторах для алкашей. Ни один западный журналист не допрет!

10.25

В трех продмагах не было ни черта — только кефир, плавленые сырки и консервы «Килька в томате». Еще в двух продавали говяжьи почки и сливы, но за ними стояли такие длинные очереди, что я махнула рукой и поехала на колхозный рынок. Там, озверев от 25 жутких цен и наглости кавказских торговцев фруктами, я купила яблоки, творог, половинку вареной курицы, круг домашней колбасы, плитку шоколада «Молочный» и только к десяти поспела с тяжеленной сумкой на Павелецкий вокзал. Но как назло в расписании электричек оказалось часовое окно, пришлось ждать, прячась от дождя в метро, потому что весь вокзал был огорожен забором — ремонт. Потом — электричка, которая еле тащилась под жалостливые песни молодых и наглых калек:

Я оставил ногу

В Афганистане,

Братьям-афганцам

Я ногу подарил.

Граждане-товарищи!

Русские люди!

Подайте сколько можете

Воинам своим…

Короче, только к полудню я добралась до «Песков», но и тут выяснилось, что три облезлых автобуса, мокнувших под дождем на привокзальной площади, никуда не едут — у водителей обед. Выматерившись, я села в такси — слава Богу, у меня еще оставалась тридцатка.

И теперь косой осенний дождь порывами сек лобовое стекло расхлюстанной «Волги», а грунтовую проселочную дорогу он уже давно превратил в желто-грязное месиво. Но даже и в эту осеннюю мокрятину на окраине поселка «Пески», возле деревянного дома с вывеской «МАГАЗИН» стояла длинная очередь людей, нахохлившихся плащами и дерюжными накидками. Не знаю, чего уж там продавали — тоже, наверно, говяжьи почки…

Разбрызгивая грязь, мы катили мимо, я невольно слушала радио:

«…Сегодня в Красноярск прибыл Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горячев. Поездки товарища Горячева стали традицией после апрельского пленума ЦК. Их цель — познакомиться с положением в стране…»

— А чё ж для этого в Красноярск ездить?! — усмехнулся вдруг молодой шофер такси и показал на очередь под дождем. — Вона! Везде одно г… людям жрать нечего…

Я молча держала на коленях сумку с продуктами. А шофер продолжал:

— Разъездился, бля!.. — сказал он о Горячеве.

На мне не было милицейской формы, и шофер не стеснялся.

Радио между тем сообщало:

«— Красноярск — самый большой город Восточной Сибири, крупнейший центр машиностроения, химии и энергетики. Неподалеку от Красноярска, в селе Шушенское, в конце прошлого века был в ссылке основатель советского государства Владимир Ильич Ленин…»

— Тоже диссидент был, как твой! — бросил мне через плечо шофер. — Только их не прятали по монастырям тогда!

Я изумленно глянула на него. Садясь на станции в такси, я сказала шоферу только два слова: «Филановский монастырь», но, оказывается, тут, в «Песках», нет тайн от народа.

— А откуда вы знаете, что там диссиденты?

— Ну не монахи же! — усмехнулся водитель. — Ни монахов, ни алкашей не возят по ночам в хлебных фургонах! Ты Солженицына читала? В 37-м году в Москве всех арестованных в хлебных фургонах возили. Народ думал: вот хлеба у нас — завались! По всей Москве — туда хлеб везут, сюда! А это людей возили — на пытки и на расстрел. Етти их мать! И сейчас у милиции фантазии не хватает чего другое придумать. И правильно! Зачем? Народ как был быдло, так и остался! Ты на их глазах хоть детей стреляй — они из очереди не выйдут. Как же! Очередь за мылом потеряют!

«— …На центральной площади Михаил Сергеевич Горячев возложил цветы к памятнику Ленину. Здесь же состоялась первая беседа товарища Горячева с трудящимися Красноярска», — сказало радио, а затем на фоне шума толпы прозвучал голос самого Горячева:

«— Дорогие товарищи красноярцы! Давно я хотел приехать в ваш край. Огромный край, товарищи, огромный важный край. Хочу и на юге немножко побыть, и на север слетать. Ну, конечно, и в Красноярске побуду, насколько позволит время. Так, думаю, что буду неделю жить тут…»

«Понятно, — решила я про себя, — Горячев проторчит в Красноярске столько, сколько понадобится Куркову и Власову, чтобы надыбать заговорщиков. Интересно, кто вместо меня привезет в Москву эту сибирскую гадалку?»