Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер

Калигула миновал Байи, чьи целебные источники хранили тепло даже дождливой осенью. Очередная ночь спустилась на землю. Темно-синее небо покрылось звёздами, самая яркая из которых указывала на север — на Рим, из которого он сбежал.

Изнемогая от усталости, Гай опустился на землю, прислонившись спиной к стволу одинокого оливкового дерева. В стороне выли собаки. Калигуле тоже захотелось взвыть вот так — с неукротимой печалью глядя на луну.

В пятидесяти шагах от Калигулы оранжевым пятном горел костёр. Пастухи-подростки сидели вокруг огня, смеясь и грея руки. Полдюжины овец, сбившись в тёмную кучу, чутко спали неподалёку.

Калигула, спрятавшись за стволом, раглядывал чумазые лица мальчишек, искажённые ярким пламенем и резкими тенями. На костре жарилась тощая курица. Пастухи время от времени переворачивали кривой железный прут, на который была надета птица. Кожица, ещё непрожаренная, выглядела бледно-золотистой, цвета светлого мёда. Огонь лизал куриную тушку; тёмный дым, поднимаясь вверх, закрывал звезды.

Гай тупо уставился на курицу, а воспалённый мозг рисовал иную картину. Пламя, разведённое в ночи пастушками, вдруг показалось ему погребальным костром Друзиллы. Вместо жалкой тощей курицы ему мерещилась любимая сестра. Безжалостный огонь, наверное, точно так же лизал её неподвижное тело, сыпя при этом яркими весёлыми искрами…

Громко закричав, Калигула побежал на пламя. «Потушить! Потушить!» — колотилась в голове навязчивая мысль. Напугав пастушков безумными воплями, Гай топтал раскалённые докрасна угли и яростно бил плащом пламя. Мальчишки, поспешно угоняя прочь проснувшихся овец, суеверно оглядывались на неизвестного безумца.

Плащ загорелся, так и не потушив костёр. Калигула испуганно отшвырнул в сторону горящее тряпьё, прежде чем огонь добрался до его пальцев. Медленно приходя в себя, огляделся по сторонам. Блеяли разбуженные овцы, удаляясь в сторону селения, обозначенного тёмными силуэтами хижин и одиноким огнём сторожа. Курица, выпав из костра, валялась под ногами Калигулы. «Неужели я принял эту мерзость за Друзиллу?! — с брезгливым ужасом осознал он. — Скорбь помутила мой рассудок!»

Разозлившись, он пнул курицу ногой. Горячая, ещё шипящая тушка покатилась в темноту. Гай с ненавистью погрозил ей вслед кулаком. Словно жареная курица и впрямь была виновата в том, что напомнила Калигуле о Друзилле.

Заплакав, он бессильно опустился на землю, рядом с костром. Рыдал до тех пор, пока не уснул, устав от слез. Проснулся на рассвете. Костёр догорал. Бледно-розовое солнце поднималось над горизонтом, выплывая из молочно-серой дымки. Болел живот, напоминая о днях, проведённых в постоянном недоедании.

Рассеянно поковыряв палкой потухающие угли, Калигула вспомнил о курице. Обнаружил её в десяти шагах от костра. Холодная недожаренная тушка была присыпана землёй. Калигула, наскоро отряхнув землю, вцепился зубами в полусырое мясо. Едва пережевав, он быстро глотал, словно боялся, что у него отнимут еду.

Гай шёл ещё несколько дней, не прекращая думать о Друзилле. Он не знал, сколько времени провёл в пути, мимо каких селений прошёл и где в конце концов остановился. Калигула замер на скалистом обрыве, который он принял за край земли. Перед ним шумело серое осеннее море. Волны бились о прибрежные камни с трех сторон. Не было пути ни прямо, ни налево, ни направо. За спиной вилась узкая тропинка, приведшая Калигулу на скалу. Но повернуть назад казалось невозможным. Застыв над обрывом, он вглядывался в смутные серые клочья на горизонте. Может, это была земля, а может — облака, нависшие над морем и смешавшиеся с ним. Калигула решил, что видит Египет.

«Египет! — прижмурившись, зачарованно думал он. — Волшебная страна, в которой все запретное становится дозволенным! Почему я не увёз туда Друзиллу?!» Призрачная, вымечтанная земля приближалась к Калигуле. Закрыв глаза он сделал шаг, намереваясь достичь Египта. «Там живёт всемогущая богиня Изида, чья статуя украшает опочивальню Друзиллы. Если я принесу в Александрийском храме богатую жертву — богиня воскресит её!» — отчаянно повторял он.

Калигула непременно упал бы со скалы, размозжив голову о валуны, вылизанные волнами. Преторианцы, идущие за ним от Рима, подоспели вовремя. Поддержали императора под руки и осторожно свели его к воде по узкой извилистой тропке.

Не открывая глаз, Калигула подошёл к воде. Пенный прибой наполз на берег и намочил ступни императора. Гай не различал, кто именно поддерживает его: может, мелкие морские божества, которых Нептун решил послать ему на помощь? А может, милая, заботливая Друзилла? Она умерла, но душа её всегда будет сопровождать Гая. Калигула не успел поцеловать Друзиллу в последний миг, но это неважно! Душа, покинув тело, металась по опочивальне в поисках выхода. Гай — единственный, находившийся там, — вдохнул и принял её в себя!

От галеры, маячившей между Калигулой и горизонтом, отделилась лодка. Неслышно подплыла к императору. Преторианцы осторожно подсадили Калигулу. Забравшись в лодку, он властно указал правой рукой в облака, которые все ещё казались ему Египтом.

— Туда! — отрывисто велел он. — Нептун вырядил своих слуг в странные одежды: красные туники и коричневые панцири. Но я все равно признал вас! — добавил он, искоса осматривая преторианцев.

Солдаты переглянулись, скрывая удивление. Ничего не сказали, подумав, что помутнение разума посылается богами и ими же снимается. Люди, получившие такое испытание, порою видят больше тех, чьего рассудка не коснулись боги.

Лодка подплыла к галере. С помощью преторианцев Калигула поднялся на палубу и застыл на носу. Изменив курс, корабль поплыл туда, куда указывала вздёрнутая рука императора.

* * *

Два часа спустя облака рассеялись бесследно. Прямо по курсу и впрямь виднелась земля. Но не Египет, как решил Калигула. Сицилия.

Вцепившись руками в борт галеры, Гай всматривался в поселения и городки на берегу. Поселяне трудились в огородах, пастушки стерегли овец, путники неторопливо ехали на лошадях по прибрежным дорогам. Все они были одеты в светлые или темно-коричневые туники и плащи. Калигула не узрел никаких замысловатых египетских одеяний. Строения тоже напоминали италийские дома, а не прославленные пирамиды. Но император упрямо называл Египтом землю, проплывающую за бортом.

Вечерело. На горизонте появилась тёмная гора, очертаниями напоминающая чудовищную башню. На вершине смутно мерцало оранжевое пламя.

— Александрийский маяк! — обрадовался Калигула и по-мальчишески подпрыгнул. — Немедленно плывите туда.

— Цезарь, это — Этна! — осторожно возразил Юлий Луп, выглядывая из-за плеча императора.

— Этна в Египте?! — саркастически засмеялся Гай.

— Мы в Сицилии, — пояснил центурион. — Отсюда ближе до Карфагена, чем до Александрии.

Калигула презрительно оглядел его, не удостаивая ответом.

— Я приказываю плыть к маяку! — капризно велел он, указывая на Этну.

— Невозможно, цезарь! — центурион беспомощно развёл руками. — В темноте корабль непременно разобьётся о прибрежные скалы. Позволь подождать до утра.