О чем молчат женщины - Винтер Трейси

Арлетт высвободилась из объятий Финетты и отвернулась.

— Знаю, вы хотите мне только добра, — голос дрожал, она нервно сжимала руки. — Но прошу вас больше не говорить на эту тему.

Финетта ответила извиняющимся тоном:

— Простите, я слишком далеко зашла. Но, поверьте, я ваш искренний друг, — Финетта обняла Арлетт за талию. — Когда мы лучше узнаем друг друга, вы поймете, что иногда я бываю излишне откровенна. — Она взглянула на украшенные бриллиантами часики, приколотые к платью. — Полагаю, Янко уже пришел. Пойдемте, поищем его.

Янко уже сообщили, что Арлетт в Палаццо, и он сам искал ее. Они встретились на лестнице.

— Арлетт, как тебе понравилось Палаццо Дианы? Оно не обмануло твоих ожиданий?

— Наоборот, превзошло!

Финетта кивнула:

— Ваша жена увидела все, что только можно увидеть.

Арлетт показалось, что Янко несколько разочарован, что не сам познакомил ее с великолепием этого здания, и пожалела о своей торопливости. Из стремления немного утешить мужа Арлетт вложила свою руку в его и увидела, как обрадовался Янко этому незначительному жесту. Он ласково пожал ее ладонь. Резкое ощущение вины пронзило Арлетт — ведь она абсолютно ничего не способна почувствовать к нему. Бедный Янко.

Все трое проследовали в большую комнату, художественное изящество которой поразило Арлетт. И тут, радостно приветствуя Арлетт, появился дон Мариано, изысканный и безупречно одетый.

— Как поживаете, синьора Романелли? — весело и дружелюбно спросил он. — Можно мне называть вас просто Арлетт?

— Ну конечно, дон Мариано.

Довольно скоро Янко и Арлетт распрощались с хозяевами. Они направились к офису Янко.

— Из беседы я поняла: мать Мариано очень недовольна, что он и Финетта живут в грехе. Она что, винит во всем Финетту? — спросила Арлетт.

Брови Янко удивленно поднялись.

— Естественно. Матери редко винят сыновей.

Фраза Янко озадачила Арлетт.

— Мне стоит это запомнить. Не хотелось бы испортить Мишеля своей любовью.

Янко хотел сказать, что мальчик не вырастет испорченным, если со временем у него появятся братья и сестры. Его итальянская кровь, воспитание и представление о семейном счастье внушали желание иметь как можно больше детей. Но он не мог сказать этого. По крайней мере, сейчас… Ведь когда-то жена должна понять, что у него есть не только юридическое, но и моральное право разделять с ней брачное ложе. Янко решил быть терпеливым, ждать, пока к ней не придет желание. Больше всего он боялся, что каким-нибудь неловким, необдуманным жестом или словом убьет в ней то теплое чувство, которое, пусть слабое, пусть очень далекое от того, что называют любовью, но живет в сердце Арлетт. И все же Янко был невыносимо тяжело сознавать, что она стала его женой только благодаря страданиям, выпавшим на ее долю.

Арлетт, не умолкавшая ни на минуту, даже не подозревала, какие мысли терзали душу Янко.

Офис располагался неподалеку от Большого канала. Все вокруг, включая обширные склады на верхних этажах, было умело и достаточно эффективно организовано. Во всем чувствовался современный подход к делам.

Янко показал Арлетт некоторые экзотические ткани, привезенные с Дальнего Востока. Среди них она в первый раз увидела кружева с острова Бурано, тонкие, как паутинка.

К тому времени, когда она вернулась домой, с вокзала доставили ее чемоданы. Арлетт распаковала их и достала коробку, в которой лежали украшения от Мариано и ее «греческое» платье. Несколько минут она стояла, прижав коробку к груди, перед тем как спрятать ее на самой верхней полке шкафа. Это было подобно еще одному прощанию с Сергеем.

Арлетт взяла племянницу Анны Ариадну няней для Мишеля. Это была симпатичная румяная девушка лет двадцати.

Не прошло и недели, как прибыл носильщик, доставивший чемоданы, присланные Клодом. В них лежали ее платья, аккуратно упакованные и переложенные папиросной бумагой, и коробки с украшениями. Она обрадовалась любимым платьям, ей не хотелось думать о причинах присылки — брат, несмотря на все обстоятельства и разрыв отношений между ними, не мог упустить шанса сделать из нее живую рекламу Дома Фере в Венеции. Арлетт сразу же села писать ответ, в котором горячо благодарила брата за посылку и обещала постоянно все это носить, хотя прекрасно знала, запечатывая конверт, что вряд ли когда-нибудь получит ответ на свое письмо.

Накануне нового года у доньи Тересии, матери дона Мариано, собрался ее «салон». Супруги Романелли тоже получили приглашение. Арлетт надела один из нарядов от Фере. Украшенный жемчугом кремовый шелк нежно струился по фигуре, почти восстановившей первоначальные прелестные пропорции. Из украшений она предпочла мамин жемчуг.

Янко, уже полностью одетый, ожидал жену в холле.

— Ты прекрасна! — восхищенно воскликнул Янко, глядя на жену. — Ты никогда раньше не надевала это платье. Я думал, что сегодня опять будет наряд греческой богини.

Он накинул на нее бархатную накидку, и Арлетт с облегчением подумала, что, помогая ей одеться, Янко не видит выражение ее лица.

— У меня есть и другая одежда. Греческий наряд я носила слишком долго и теперь решила сделать перерыв, — сказала Арлетт, встретившись взглядом с мужем, уверенность и спокойствие вернулись к ней. — Пойдем. Нам не следует опаздывать.

— Мне нравится жена Янко, — заметила донья Тересия сыну, когда их разговор никто не мог слышать, — но по поводу их брака я уже сделала выводы.

— О? И что же это за выводы?

— Они согрешили, и когда Янко узнал, что она ждет ребенка, решил спасти ее репутацию. Тем не менее, это не помешает мне и впредь приглашать ее в свой дом.

— Но ведь ты такой хранитель нравственности, мама, — съязвил Мариано.

— В настоящее время, сын мой, она являет собой пример респектабельной женщины, жены и матери, — резко парировала она, делая ударение на каждом слове. Донья Тересия не упускала ни малейшей возможности уколоть сына намеком на его «недостойную связь» с Финеттой. — Мне очень импонирует и она, и ее ребенок. Ты же знаешь, я отношусь к числу тех обделенных судьбой женщин, у которых нет ни достойной невестки, ни внуков.

Широко взмахнув испанским кружевным веером, донья Тересия вернулась к гостям. Мариано со вздохом облегчения покинул дом матери.

С приближением полуночи стали наполнять бокалы шампанским. Звон бокалов смешивался со смехом и шумом поздравлений. Наступил новый год.

На обратном пути Арлетт захотелось пройти до дома пешком, а не плыть на гондоле. Они тихо вошли в дом. Янко зажег в холле свет. Арлетт, держа в руке накидку, на которой все еще сверкали тающие снежинки, стала подниматься по лестнице.

— Постой, Арлетт! Давай выпьем шампанского перед тем, как пожелаем друг другу «спокойной ночи»!