Тень Аламута - Андрей Басирин

— Керим, знать добро — прекрасно, но знать только его — это ловушка. Люди тьмы страстно мечтают о том, чтобы исчезла граница между запретным и дозволенным. Ведь кто тогда уличит их. Мусульмане за воровство рубят руку. Где-то сажают в тюрьму, где-то порют, а где-то, может, говорят «пусть тебе будет стыдно, нехороший человек!».

— Благословенна страна, в которой так.

— Да. Но суть в другом. Когда вор кичится тем, что он вор, когда убийца с гордостью привязывает к седлу головы убитых — мир движется к гибели. Все религии проводят черту между хаосом и порядком. Там ли эта черта или в другом месте — неважно. Как человек искренне движется к свету — рано или поздно он придет. И всё равно, откуда начат путь.

— Но тогда что тебе за разница? Огнепоклонничество или ислам — что с того, если мы придем к одному и тому же?

Рошан засмеялся:

— Ты ведь себя сейчас убеждаешь? Значит, я прав, а ты — нет.

— Нет мощи и величия, кроме как у Аллаха!.. Ты дурак, Фаррох.

— Я честен, а это иное. Вы привыкли считать других дураками… И во что превратился этот мир? Слышишь, Керим: чтобы перенести границу между добром и злом, ее надо сначала стереть. А когда она исчезнет — пусть даже на миг, — вся силы тьмы обрушится на меня. И не знаю, выдержу ли я.

Керим в отчаянии распластался на решетке. Аргументы, приготовленные для самоубийцы, иссякали, словно сухой песок в кулаке. Когда он шел сюда, муэдзин возвестил аль-Магриб. Скоро придет время аль-Иша, а когда настанет ас-Субх — всё закончится.

Утром Фарроха казнят.

Да Иблис с ним, с безумцем! Сам-то он, Керим, если верить Рошану, давно находится во власти злого шайтана Ангро-Манью. Путь царедворца скользок, где-нибудь да оступишься. Там взятку сунешь, тут кляузу настрочишь. Слушок дурной о ком-нибудь пустишь… У евнухов мало радостей в жизни.

Пьянство. Обжорство. Интриги.

Керим ни одной не упустит.

И всё же, всё же… Ну нельзя Фарроху умирать! Аллах ведает, как ему удается, но проклятый гебр видит хорошее в любом мерзавце. Даже таком, как Керим.

И вот — предательство.

Завтра Фарроха поставят на ковер крови. А вместе с ним — всех манбиджцев, не разбирая, кто прав, кто виноват.

— Фаррох, — прошептал казначей. Вспомнил, что узник далеко внизу и, может быть, не услышит, позвал громче: — Фаррох! Послушай, безумец. Мне в прошлом году святой суфий историю рассказал. Ну сказку…

Ни звука не донеслось из тьмы. Евнух торопливо продолжал:

— Однажды одному человеку повстречался ангел. Обычный ангел по имени… по имени… Аллах ведает, как его звали. Пусть будет Габриэль. И вот человек спросил ангела: если Аллах милостив — отчего он допускает зло? Где справедливость? И ответил ангел: «Пойдем со мной. Я покажу тебе справедливость».

Керим надолго замолк, вспоминая, что дальше. Он никогда не интересовался сказками и не понимал, зачем их рассказывают. Ведь проще же объяснить обычными словами. Или же нет?.. Захочешь обмануть, сказки тоже ни к чему. Они слишком простодушны.

Он закрыл глаза. Лицо суфия-рассказчика всплыло перед ним, как наяву. Казалось, его собственный писклявый голос налился силой. В нем зазвучало убеждение.

— И вот отправились они в путь. Один из перходов оказался особенно тяжел. Путники попросились на ночлег в богатый дом, но хозяин прогнал их. И Габриэль перед тем, как уйти, открыл ему клад — огромное золотое блюдо. Вслед за тем они постучались к бедняку. Бедняк приютил их, накормил и роскошно обустроил. А утром Габриэль отнял жизнь у его коровы.

И спросил искатель мудрости: «Отчего ты поступил так? Где справедливость в деяниях твоих?» И Габриэль отвечал: «Добро и зло сокрыты от твоих глаз. Блюдо это погубит богача — придут разбойники и зарежут неправедного. А корова умерла оттого, что пришло время умереть жене бедняка. И я попросил ангела смерти, чтобы тот забрал вместо нее корову».

И возрадовался искатель. И возблагодарил он Аллаха всемогущего…

Молчание гебра начинало раздражать. Керим замолк, поперхнувшись на полуслове.

— Ну… что?.. — наконец спросил он.

— В смысле?

— Это… история. О различении… так сказать…

Рошан вздохнул.

— Скажи, — спросил он, — а что произошло с человеком, который рассказал тебе эту притчу?

— Я щедро наградил его. Накормил, приютил в своем доме.

— Ну хоть чего-то он добился. Керим… никогда не рассказывай историй с чужого голоса. Суфии вплетают в них шум базара, бескрайнюю синь неба и вонь толпы. Что толку повторять басни, когда они мертвы без рассказчика? Смерть богача не связана с блюдом. Богач был просто богат. И нечист душой. Смерть коровы и смерть женщины также не связаны — просто никто не живет вечно. Каким бы ни был бедняк хорошим и богобоязненным, ему не отменить этого закона.

Евнух лежал, вслушиваясь в угасающее эхо слов. Ныли ободранные колени. От тюремной вони мутилось в голове. Всё оказалось бессмысленно… Поборник света останется гнить в яме — ради каких-то своих призрачных идеалов.

А утром его убьют.

Аллах всемогущий! Ну понятно, он, Керим… Человек подлый, своекорыстный. Но Рошан-то, Рошан! Ведь сотни людей погибнут из-за его упрямства! Как же так? Где справедливость?!

Рванув ворот, чтобы легче было дышать, евнух вскочил на ноги. Побрел к выходу, покачиваясь, словно безумный. Мелькнуло плоское, лишенное выражения лицо стражника. Подслушивал, слуга шайтана…

Ну и пусть. Всё, всё потеряло смысл.

Внезапная мысль осенила казначея. Он бросился назад, крикнул:

— Эй, Рошан! Так что же нам делать-то?!

— А вот с этого и надо было начинать. Выпусти меня, Керим.

— Выпустить?

— Ну да. Ты что, глухой?

— А потом что?

— А потом начнется самое интересное. Я прокрадусь в лагерь Балака. Придется вспомнить кое-какие ассасинские штучки, хоть видит Ормазд, как я их ненавижу. Керим, скажи, ты можешь достать одеяние муллы?

— Му…муллы?

— Да. Потребуется небольшой маскарад.

Потрясенный казначей не нашелся, что ответить.

То ли весна закружила, завертела эмира, то ли шайтан подстелил свой облезлый хвост, но вот нужна Балаку эта перепуганная тощенькая девица — и всё тут! Хоть сто мудрецов собери, сто знатоков Корана и сунны — а не переубедят упрямца, нет.

— Пленного Хасана ко мне! И пусть этот пес пошевеливается. Иначе, клянусь тем, у кого высота и совершенство, не поздоровится ему!

Марьям сжалась. Вот оно. Всё по слову старой ведьмы и случилось. Ведут курды связанного, исцарапанного Хасана — а на плечах у того алый праздничный халат.