Дефект плацебо - МК. Милтон

— Дверь какого хрена открываешь не глядя, — бросаю хмуро.

Обхожу гостиную. Делаю большой круг, после меньше. Как удав набрасываю кольца на свою добычу.

— Дверь не помеха, не теперь, — отвечает бесцветно.

— У меня есть план, и ты должна мне помочь с его осуществлением.

— Не должна, — заключает неожиданно.

— Должна, — повторяю с нажимом.

— Ради чего? — источает болезненную иронию. — Меня все равно убьют. Отдам я эти акции, или не отдам. Сегодня или завтра. Меня все равно убьют, потому что все хозяева «Артериума» умирают.

— Как твоя мать? — пытаюсь надавить на больное.

Обычно это работает. Из одной слабой эмоции сопротивления, следует новая. Блок падает, на смену апатии приходит новый мотиватор. Злость или жажда справедливости.

— Как моя мать, — забивает последний гвоздь в гроб моей надежды.

Где-то в глубине души признаю, что она ещё долго держалась бодро. Не особо впечатлялась пережитыми потрясениями. Но сейчас понимаю, что времени на депрессии нет. Нужно или возвращаться в строй, или прямиком идти к Королю на заклание. Мне второй вариант не нравится.

— Ты будешь делать то, что я скажу, — чеканю жёстко.

Сдавливаю тонкую шею пальцами, прижимаю затылком к стене. Принимаю угрожающий вид, но натыкаюсь на обжигающую пустоту в глазах. Страха нет. Любые эмоции отсутствуют. Я уже достаточно раз начинал и не доводил дело до конца. Пора возвращать доверие.

Моё незатейливое движение сменяется ее истошным криком. Ягодка смотрит на свой неестественно повернутый мизинец и переводит на меня взгляд полный неверия и ... Обиды?

Сам не кайфую от процесса, но понимаю что времени на длительную психологическую терапию у нас нет. Необходимо немедленно брать себя в руки.

— Ты будешь делать все что я скажу, повторяй.

Ягодка противится. Пытается вырвать из моего захвата свою кисть.

— Три минуты на раздумья, и я сломаю следующий.

— Пожалуйста не надо, — начинает причитать. — Мне больно.

— Две минуты.

— Пожалуйста!

— Одна...

— Ненавижу тебя.

Ее темные зрачки становятся уже, взгляд наконец обретает смысл.

— Повторяй.

Обхватываю безымянный пальчик. Родись она в правильное время и в правильном месте, здесь бы уже красовалось обручальное кольцо, а не угроза перелома.

— Я сделаю! Какой же ты урод. Сделаю!

— Другое дело, — довольно ухмыляюсь. Отпускаю ее руку, позволяю прижать к груди. Она смотрит на свой палец и продолжает всхлипывать.

— Будешь записывать или запоминать?

— Ублюдок, — шепчет едва слышно.

Приближаюсь вплотную, чем вызываю новую волну ужаса. Признаться честно, уже успел соскучится по забытому ощущению. Нет ничего слаще этой ее дрожи.

Так же просто как вывернул, вставляю сустав на место. Переплетаю наши пальцы. Ловлю ее поражённый вдох. Боль исчезает моментально. Искренне надеюсь, что психологический прием не канет следом.

— Урод, но не настолько.

Получается слишком низко и хрипло. Ее приоткрытые губы производят такой эффект. Заставляют активировать внутреннюю вибрацию.

Разжигают неведомые вулканы под кожей, призывают мышцы крепнуть и бугриться. Тело жаждет. Стояк дикий. И я ненавижу ее за это. Разных баб на члене вертел, были и смазливее. А эта появилась и разом из башки все пробки выбила. Чем проняла, хуй разберёшь. Ни черта нет в ней. Внутри они все одинаковые. Достаточно трахнуть один раз и интерес будет утерян. Уверен. Убеждаю себя в этом, а сам носом в шею утыкаюсь. Лёгкие сводит от ее запаха. Провожу языком по горячей коже, не сдерживаюсь, и прижимаю зубами. Как животное. Я бы на куски ее разодрал. Прикончил бы только за то, что она со мной делает.

Вдавливаю ее в стену. Всем телом припечатываю. Она пытается отвернуться, но я не позволяю. Хватаю пальцами за подбородок, заставляю посмотреть в глаза. Зря пытаюсь от нее добиться чего либо этим жестом, потому что падаю в пропасть сам. Срываюсь с обрыва и лечу в блядскую бездну. Рву тормоза, разрываю стропы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Впиваюсь в этот сочный рот отнюдь не поцелуем. Укусом. Выгрызаю весь воздух, любые возможности сопротивления. Это должно быть грубо, грязно. Но сладость сочится по жилам, растекается в моей груди. Противлюсь этому, выражаю настоящий протест. Толкаю Ягодку на диван, разрываю тонкий халатик, срываю кружево, что прячет плоть. Действую жёстко и рвано. Блокирую приливы нежности, не разрешаю себе погрязнуть ещё глубже. Сейчас просто выебу ее и все. Утолю потребность. Спущу голод. Избавляюсь от одежды уже в каком то беспамятстве. Кровь так сильно шумит в ушах, что отключает мозги.

Хватаю ее ноги и закидываю к себе на плечи. Делаю всё для того чтобы проникнуть максимально глубоко. Не слежу за ее реакцией, не вижу ничего перед глазами. Одержимость ослепляет. Вступаю в схватку со своим проклятием. Ее стон протыкает меня насквозь. Я вхожу в неё до упора, но выходит так, что это она врывается в меня. Выгибается, вонзает ногти в предплечья. Запрещаю трогать, сжимаю запястья. Она и так оставила на мне слишком много следов.

Увеличиваю темп, работаю как отбойный молоток. Закрываю глаза. Просто физиология. Просто первобытный инстинкт. Принимаю согласно инструкции, четко по отведенной дозе, но как конченый наркоман срываюсь и не могу обойтись этим.

Выпускаю ее руки, перемещаюсь пальцами к груди. Накрываю ладонями обе, член практически рвет в небывалом экстазе. Хочу сжать, причинить боль, продемонстрировать свое отношение, но вместо этого наклоняюсь и слабо сжимаю сосок зубами. Бросаюсь как голодный ребенок к конфете, без всякого стыда и совести. Она тает под моими руками. Принимает жидкое состояние и благодаря этому попадает ещё глубже. Просачивается сквозь каждую пору, обволакивает сладким сиропом.

Отрываю губы от ее груди. Зверь внутри меня беснуется. Рычит. Истекает кровью. Практически скулит, почти подыхает.

— Какая же ты сука, — цежу ей в самое ухо.

Нахожу ее губы, сам себе выстреливаю в башку. Не могу больше себя обманывать, не могу ограничивать в кайфе. Долбить до онемения больше не выходит. Животное повержено. Дохлый хищник окончательно добит.