(не)хорошая девочка - Джина Шэй

— Да, — глаза не могут оторваться от спины Эльзы. От этого гребанного свидетельства чьей-то неадекватности.

И… Это Вадим? Делал с Эльзой вот это? Драл её розгами вот так? Вранье ли это? Боже, как мне хочется, чтобы это было вранье…

Но… Что если это правда?

— Мне жаль, что я тогда сорвался, — ровно произносит папа, и это не то, что я сейчас готова от него услышать. — Но одна моя пощечина совершенно не сравнима с тем количеством насилия, что принесет тебе Тема. Тема — это не просто “надеть ошейник”. Не только масочки и прочая гламурная атрибутика. Это плети и ремни. Розги. И в жизни они очень больно бьют. И ни в коем случае не ввязывайся в это назло мне. И потому что тебя в это тянет парень — не надо. Ни в коем случае, Соня. Лучше скажи мне, кто он, и я его в землю закопаю, потому что он тянет мою дочь в дерьмо, которое её коснуться не должно.

— Ты сам в этом дерьме, папа, — у меня на самом деле не так уж много сил на споры, но все-таки я их наскребаю. — Да, я об этом знаю. Так почему тебе вообще есть дело до моих увлечений? Я же не лезу к твоим.

Я получаю от папы, наверное, самый тяжелый взгляд в своей жизни.

— Мои “увлечения” стали причиной моего развода с твоей матерью, — саркастично цедит отец. — Просто потому что один раз я на ней сорвался. Это недопустимо, но я сорвался. Я был в завязке, считал, что контролирую это. А контролировать можно, только давая выход. Ударил твою мать один раз. Без “только” Соня, даже один раз — это больше, чем нужно, ровно на один раз. Она подала на развод. Знала бы ты, скольких взяток мне стоило добиться опеки над тобой, ведь Наталья орала во все горло, что я психически неуравновешен. Вот это — цена отказа от моих “увлечений”. Я — садист, я это осознаю, другим быть не умею, но пытаюсь контролировать. И не говори, что у тебя то же самое. Ты пытаешься быть Нижней. Совершенно не понимая, что это значит.

Я его почти не слышу на самом деле. Я пытаюсь отвести взгляд от покрытой шрамами спины Эльзы. И думаю. Одну только мысль.

Неужели?

Неужели правда?

И вот это — другая сторона Дягилева? Моего Хозяина?



— Соня, просто учти, — ровно произносит мой отец, поднимаясь из-за стола, — я не дам тебе вляпаться. Попробуешь снова поехать в какой-нибудь клуб — ей богу, я добьюсь, чтобы тебя отчислили из университета. Ты и шагу без моего разрешения не сделаешь, если будешь упорствовать и искать на задницу неприятностей. Нужно будет тебя запереть — я запру. Уж не знаю, что за муха тебя укусила, что за пубертат и выходки в двадцать с лишним лет, но пойми сейчас.

— Как мило, папа, — я криво улыбаюсь резиновыми губами. — Снова шантажируешь? Мы ведь это проходили уже. И один раз я уже из дома ушла.

— Больше не уйдешь, — сухо пожимает плечами отец. — Тема — это тебе не “забавное увлечение”. В Теме ломают и калечат людей. Причем, в основном, женщин. Моя дочь от этого пострадать не должна. Я тебе не позволю.

На этом наш с папой “откровенный разговор” окончен. Он уходит. Серьезно — лучше бы мы поговорили про пестики и тычинки, после них вряд ли бы на душе воцарилась бы такая сосущая тишина.

В столовой остается только Эльза. Остается и долго смотрит на меня, не говоря ни одного слова. Она уже снова надела футболку, но её спина, расчерченная белыми тонкими полосами шрамов, по-прежнему стоит перед моими глазами.

— Прости, что выдала, — наконец нарушает молчание она. — Пойми, я правда не хочу, чтобы ты пострадала. Тебе в Теме не место.

— Отстань, — измученно прошу я. Мне хочется тишины. Пустоты. Побыть наедине с мыслями и понять хотя бы что-то. И точно не того, чтобы эта птичка каркала мне на ухо.

— Соня, он ведь тебе об этом не сказал, так? — кажется, Эльза поставила себе за цель вынести мне мозг. — Не воспринимай это на свой счёт. Для него это просто интрижка с дочерью врага и конкурента. Если бы дело было всерьёз — он бы уже рассказал, потому что это утаивать просто нельзя.

Ненавижу. Ненавижу! Ненавижу её так, что сводит легкие и становится сложно дышать. Нельзя ненавидеть за то, что она говорит мне правду, но я её все равно ненавижу.

Ведь Вадим и вправду ни слова мне об этом не сказал…

Как хорошо быть маленькой девочкой, можно заткнуть уши и не слушать. А когда ты взрослая, затыкать уши и не слушать неприятную правду не принято.

— Спроси у меня, — негромко просит Эльза. — Я же знаю, что ты хочешь. Я не совру. Мне не зачем. Я с твоим отцом. Я его выбрала. И тебе я скажу правду. Как саба сабе, хоть и не саба ты вовсе. Но ты хочешь ей быть, имеешь право знать.

— Выбрала? — устало уточняю я. — Он тебя купил. Так это называется.

Эльза молчит, обхватывая себя руками.

— Так это звучит, — невесело откликается она, наконец. — Правда немного иная.

— И какая же? — без особого интереса спрашиваю я. Мне так-то плевать,

— У меня больная мать, — ровно откликается Эльза. — Олег оплатил её операцию. Платит за уход. Просто так. А я… Мне было нечего ему предложить кроме себя. И я… Я предложила.

— Разве Вадим не мог этого сделать? — уточняю я. Дягилев по материальному положению моему отцу не уступает.

— Вадим… — Эльза нервно поглядывает на дверь, будто боится, что нас услышат и казнят за произношение запретного имени. — У нас с ним был договор. Что он не вмешивается в мою жизнь, пока я не попрошу. Я не хотела брать от него лишних денег…

— Но взяла от моего отца?

— Так вышло, — измученно кривит губы Эльза. — Я этим не горжусь, на самом деле. Я его не просила, просто однажды утром счета моей матери за больницу оказались закрыты. Олегу, кажется, было забавно так молча подколоть Вадима. Типа он в курсе моих проблем, а Вадим нет. И… Он меня не заставлял к нему уходить. Я правда сама решила быть с ним.

Слишком много лишней информации. Хотя, кто спорит, что то, что раньше было очерчено для меня только акцентами, сейчас обозначено яркими мазками.

Переменило ли оно хоть что-нибудь? Ну… Вообще-то нет. Особой разницы мне нет. Эльза, как я её видела, не походила на типичную охотницу за деньгами. Содержанка и содержанка. Не самая молодая, не самая красивая. У папиных друзей я видела хищниц и поопаснее.

— Я знаю, что перед Вадимом ужасно сложно устоять. — Настойчивая Эльза никак не хочет уходить. — Я знаю. Я с ним была. Долго. Но ты ведь даже близко не понимаешь, с кем связываешься. И он — не только обходительный, красивый мужчина. У него есть и другая сторона. Та, которую ты не вынесешь. И он не сможет от неё отказаться. Никто не может. Только временно завязать, но за завязкой всегда грядет срыв.

Она совершенно не умеет выбирать слова, чтобы достучаться до рассудка. Сейчас меня снова кроет злая ревность, с трудом удается выдержать её напор.