(не)хорошая девочка - Джина Шэй

Надо начинать хотеть что-то менее сбыточное, для разнообразия.

И выход в свет этот не столько для развлечения послужит, так хотя бы для какого-то разнообразия.

Все нормально. Все как всегда, когда мы выбираемся с отцом на балет. Он ведет меня под локоть до нашей ложи, я рассказываю ему об успехах на сессии.

Ничто не предвещает беды.

Ничто не предвещает того, что когда я войду в ложу, забронированную отцом, увижу я в ней не кого-нибудь, а Баринова.

Сюрприз мне приготовил, да, папа?

— Здравствуй, дорогая. — Даже при том, что у Баринова абсолютно ровный и даже местами доброжелательный голос, ухмылка у него все равно мерзкая. А нашлепка на его сломанном носу доставляет мне подлинное удовольствие. Прямо так и помню, как по этой роже прошелся кулак маринкиного Вареника, и так мне сладко это припоминать.

Я оборачиваюсь к отцу. Мне кажется, или он смотрит за этим всем напряженно? А, плевать!

— Папа, это что вообще такое? — свистящим шепотом спрашиваю я.

— Сергей просил о встрече, — ровно отвечает отец.

Нет, я все-таки не понимаю, какого черта надо Баринову? Ему же нужна была девственница. Вот и пусть бы он катился к чертовой матери в поисках девственницы. Глядишь, может, когда-нибудь и найдет. По своим размерам.

— И ты решил ему помочь, да? — я раздраженно встряхиваю головой, глядя прямо на папу.

— Ну, ты же ему не отвечаешь.

— Конечно, он же наглухо в черном списке, — мне аж дышать трудно от этой ярости.

Это же надо, так испортить наш с ним семейный вечер. У меня будто украли последнее, что осталось на память о нормальной семье. И так-то все держалось на соплях, дрожало под давлением неразрешенных обид, и вот, пожалуйста. Оплевали, и это слабо сказано, и последнее, что могло еще хоть как-то спасти мои отношения с отцом, стремительно катящиеся под откос.

— Стесняюсь спросить, папа, — ты не находишь, что пора бы уже спрашивать моего мнения хотя бы в некоторых вопросах?

— Соня, Сергей все-таки твой муж, — невозмутимо качает головой отец. — Я не хочу, чтобы ты сейчас натворила глупостей, исходя из эмоций. После развода исправить будет уже ничего нельзя.

— Исправить? — шипят мои губы. — Исправить что, папа? Тебе так не хватает денег с этой чертовой сделки, что ты готов отдать меня этому ублюдку? Волшебно. Не понятно, на кой черт я в таком случае возвращалась домой.

— Соня, — опасно произносит папа, будто пытаясь мне напомнить мое место. Нахрен. Мне не нужны никакие напоминания. Место мое — где-нибудь подальше отсюда.

Честно. Я держалась очень долго. Вечность. Я вытерпела этого гребаного охранника-конвоира, раз уж папе так надо, чтобы не параноить. Я спустила отцу пощечину, я простила, что он вышвырнул меня из дома. Я не буду говорить, что я предпочла семью, сдвинув на второе место свое безумие — Дягилева. Семья — всегда семья. Она всегда в приоритете. Я в это верила.

Сейчас… Сейчас проще рвануть и остаться вообще без семьи, чем вот так.

Я для папы не в приоритете. Видимо, его семьей прочно стала Эльза.

— Мы с тобой договаривались, и обсуждать тут нечего. Я не буду его подстилкой, ясно, папа? — ядовито выдыхаю я. — Если и быть проституткой, то из безысходности, а не потому что родному отцу приспичило меня продать подороже.

Я не слушаю больше ничего, я просто вылетаю из ложи. Можно было, наверное, выждать спектакль, но я не хочу ни слова слышать от Баринова. И рядом сидеть тоже не хочу.

Долетаю до туалета, только там, тяжело дыша и глядя в зеркало, понимаю — лицо все в слезах. Я, оказывается, плакала. От злости, от обиды на отца, который снова меня предал, от всего что на меня навалилось…

Умываюсь, тихонько дышу. Пытаюсь собраться с мыслями.

Что дальше?

В этот раз я не такая дура, как в прошлый. В этот раз у меня в клатче и номерок от гардероба, и телефон с доступом к мобильному банку. И паспорт, ага, тоже тут.

Голышом и без денег я больше не бегаю.

Дверь за моей спиной распахивается от пинка. Я не успеваю даже подпрыгнуть, как в распахнутую дверь за моей спиной шагает Баринов.

— Вот ты где. — Жутковатая у него ухмылочка.

— Ты ничего не попутал? Это женский туалет, — рычу я. И тут же получаю оплеуху. Такую звонкую, громкую, из-за которой тут же оказываюсь на полу.

— Кто меня осудит? — медленно переспрашивает Баринов, вернувшись к двери и блокируя её изнутри. — У меня тут жена совсем от рук отбилась. Нужно заняться воспитанием прямо сейчас, а не то я совсем опоздаю.

Вот сейчас мне уже страшно. Но все-равно смешно.

— У тебя точно все выросло воспитывать, муженек? — интересуюсь я, поднимаясь на ноги и сбрасывая с ног туфли. На них я долго не продержусь.

— Ты по-прежнему источник одних проблем, Соня, — Баринов недовольно кривит губы, — тебе бы на коленях прощения просить за то, что прыгала по членам до свадьбы. А ты выкаблучиваешься, строишь из себя… То, чем не являешься.

Ой, знал бы этот мудак, что я прыгала на член уже после росписи, наверное, его бы бомбануло еще сильнее.

— Нет бы сказать мне спасибо, Соня, — едко ухмыляется Баринов. — Я ведь тебя не сдал твоему старику. Не сказал, с кем именно ты зажигаешь. Мы же все-таки семья, я должен беречь тестя. Порадуй папочку, Соня, завязывай ломаться.

— Спасибо. — Я отступаю назад и вот-вот упрусь лопатками в дверь. — А теперь сделай одолжение, отвали нахрен, а лучше сдохни, Сереженька.

— Не-е-ет, — насмешливо тянет Баринов, не спуская с меня своих липких глазонек и продолжая на меня напирать. — Я два года хочу трахнуть хоть одну из шлюшек Дягилева, с той самой поры, как он затеял проводить свои вечеринки именно в нашем отеле. Они у него как на подбор, один сплошной секс. А тут — такой повод.

Честно, у меня почти слова отказывают от этого заявления. Нет, я, конечно, понимала, что у Баринова свои тараканы, но вот что они такие радиоактивные — даже не представляла.

— Тронешь меня — и он тебя уроет, — обещаю я и все-таки натыкаюсь спиной на твердую поверхность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍