(не)хорошая девочка - Джина Шэй

— Соня, ты неважно выглядишь, — замечает папа за ужином после зачета.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Неважно? Давайте честно, я сейчас похожу на мумию. У меня с семнадцати лет не было таких мешков под глазами. И волосы похожи на безжизненную тусклую тряпку.

Увидит меня Вадим сейчас — и точно выберет себе кого-то другого. На кой черт нужна такая страшная любовница?

— У меня сессия, папа, — сухо откликаюсь я.

— Устала? — тон у папы вроде бы даже обеспокоенный. — Ты уверена, что тебе не нужно к психологу? Сессия — сложный период, а у тебя еще и развод стресса добавляет.

Вот честно, развод — самое последнее, что меня сейчас волнует. Если честно, в прошедшем времени есть только один положительный момент — с каждым днем я все ближе к моменту, когда запись о браке с Бариновым в моем паспорте аннулируют к чертовой матери.

— Стрессовый фактор — твой контроль, папа, — огрызаюсь я. Эльза смотрит на меня косо, недовольная моими интонациями, а мне хочется по-детски показать ей средний палец. Честно говоря, с каждым днем сдерживаться становится все сложнее.

— Не перегибай. Я тебя ни в чем не ограничиваю, — отрезает отец.

Ни в чем, да. Теоретически, я могу ходить туда, куда хочу. Вот только практически хочу я туда, куда мне точно нельзя.

Хотя…

Папа ли виноват, что я потеряла голову от его врага?

Сама дура.

— Ну, а если ты недовольна отсутствием личной жизни — подожди до развода, — продолжает папа, — Хоть чуть-чуть пожалей мой имидж. Разведешься, тогда вперед.

Ой, папа, давай серьезно, ты это только сейчас говоришь. Только пока не знаешь, в личной жизни с кем я заинтересована… Да и пара «голозадых солабонов», и ты перестанешь казаться таким добродушным. Я же знаю цену этому всему. Я же «дочь Афанасьева».

— Я не могу с Пашей даже толком сходить куда-то, — возражаю я. — Он привлекает внимание.

— Соня, ты не дочь дворника, в конце концов. У тебя статус.

— И это обязательно так часто подчеркивать? — я поднимаю брови. — Серьезно, пап, даже Маринку напрягает наличие лишних ушей, когда мы болтаем. Так она привычная, мы с ней с детства дружим. Остальные от меня просто шарахаются. Это твой план? Чтобы у меня даже друзей не осталось? И чтобы я уже согласилась выйти замуж за того, за кого ты скажешь, просто от отчаянья?

Папа тяжело смотрит на меня, барабаня пальцами по столу. Да, винтики у меня конкретно срывает, ну уж слишком много накопилось.

— Я уберу охрану, Соня, — наконец без особой легкости сообщает отец и тут же добавляет, чтобы я не размечталась: — Позже.

Я не ожидала такого обещания, но мне почти не легчает.

Позже.

Ну, наверное, после пары месяцев такой “офигенной жизни” все вернется на круги своя. Пашу уберут, перестанут следить за каждым моим шагом. Вот только к этому времени Вадиму я уже точно буду не нужна. И живого в моей душе к этому сроку не останется ни клочка.

— Может, выберемся завтра на “Щелкунчика”, дочь? — тон у папы неожиданно теплый. Честно говоря — со дня моей паршивой свадьбы я уже и отвыкла от такого обращения.

— Завтра? — повторяю я. — А билеты?

— Выкуплены еще на прошлой неделе. Не хотел отвлекать тебя от зачетов. Готовил сюрприз.

Такие вылазки были нормой до того, как папы вышвырнул меня из дома, мы регулярно выбирались то на какую-нибудь художественную выставку, то на балет.

С папиной подачи я начала разбираться в живописи. Ну, не искусствовед, конечно, но знаю картины Да Винчи помимо его таинственно улыбающейся любовницы.

Все это всегда было с папиной подачи.

Семейные выходы, ага.

И пусть на тех выходах все должно было выглядеть гармонично, в конце концов — все они были с расчетом на светскость мероприятия, я всегда им была рада. С учетом того, что в основном у меня и папы были только совместные ужины — и те не всегда, это всегда подчеркивало, что мы по-прежнему семью. А сейчас…

Сейчас мне было бы лучше, если бы он убрал Пашу. Такое вот дурацкое, эгоистичное желание. Оказаться на свободе и тут же злоупотребить ею.

— Давай выберемся, — устало откликаюсь я, потому что отказываться повода вроде как и нет.

Хоть как-то удастся отвлечься от этой беспросветной тьмы. Надеюсь, хоть в театр папа Пашу не возьмет.

Вадим молчит.

Будто меня и нету.

Будто и не нужна ему совсем.

Хоть бы одну СМС. Хоть одну.

Ровно на одну больше, чем необходимо.

После того, как в какой-то момент у меня на полдня пропадает телефон — я убеждаюсь, что эта предосторожность соблюдается не зря. Если, конечно, это предосторожность, а не просто Дягилеву на меня плевать. Ну а что, поиметь он меня поимел, хорошо так поимел, с фантазией. Самолюбие же наверняка почесал?

За эту мысль я отвешиваю себе мысленную пощечину.

Я не должна в нем сомневаться.

Пока не получу никаких оснований — не должна.

Вот получу, увижу его с любовницей — вот тогда и буду. А сейчас повода нет. Он — мой Хозяин. Если не доверять ему — кому вообще доверять?

Но как же сложно, сложно не сомневаться…

— Хорошо выглядишь, — замечает папа, когда я спускаюсь к машине.

Ну, наверное…

В пятницу мне худо-бедно удается выспаться. Правда, выгляжу я все равно как швабра. Косметолог, честно говоря, такому моему состоянию не радуется. Но она волшебница своего дела, поэтому выгулять меня после салона в театр отцу-ресторатору не стыдно.

Платье простое, черное, в тон к моему траурному настроению. Помада — кроваво-красная, как накрасили — так и иду. Чтоб им всем.



— Соня, лицо попроще сделай пожалуйста, — просит папа, подавая мне руку, чтобы я вышла из машины.

Наверное, своей безучастной физиономией я сейчас напрягаю. Но если честно — мне до лампочки. Я не хочу ничего изображать. Я и вправду устала. Очень. Устала хотеть и не получать.