Ведьма в Царьграде - Симона Вилар

Свенельд помрачнел.

— Тут вокруг все христианское, а это губит ее, лишает колдовских сил. Конечно, она копит силу понемногу после того, что во Влахернах случилось, но все одно это не та сила, какой она древлян подавляла некогда. Хотя… Вон, когда от патриарха за ней прибыли стражи да забрать хотели, она все же смогла их челн опрокинуть. Да так, что те даже не поняли, что к чему. Нам же потом пришлось этих длиннорясых из воды вытаскивать, чтобы не потонули. Однако на том силы Малфриды истаяли. И когда святоши эти и на другой день прибыли, вновь требовали, чтобы выдали им ведьму, она уже ничего не могла. Пряталась в палатке и жалкой такой выглядела. А монахи опять принялись распевать свои псалмы, послали своих людей на «Оскаленный». Ну и пришлось нам с ними разбираться.

Свенельд опять коснулся ссадины на скуле, поморщился.

Ольга отпустила его. С тем же наказом — оберегать ведьму от длиннорясых. А заодно подумать, как сделать так, чтобы ведьма тайно исчезла. Не станет ее, ну и с Ольги взятки гладки. И если раньше Ольга рассчитывала, что ведьма в чужом краю будет ей охранительницей и защитой, то теперь стала… обузой для нее. И уже княгиня должна была оберегать свою чародейку.

Еще когда Свенельд только подошел к берегу залива, он понял, что там что-то изменилось: челны, в каких за ведьмой прибыли люди патриарха, теперь не кружили вокруг, зато у борта «Оскаленного» покачивалась на волнах длинная лодка с богато облаченными стражниками. Причем те не спешили подняться на «Оскаленный», просто сидели и смотрели на русский корабль. Но Свенельд все равно заволновался, вскочил в ожидавший его челнок с гребцами, велел налечь на весла. Правда, еще по пути гребцы сообщили, что это к Малфриде прибыл некий важный византийский чин, который и повелел длиннорясым убраться, не мешать ему. Сам же сейчас в палатке с ведьмой укрылся.

Однако Свенельд успокоился только после того, как сама ведьма вышла из-под полога. Ее, чтобы не гневить греков-христиан, одели, как местную матрону, в зеленую длинную тунику и такого же цвета пенулу, мягкий капюшон которой сейчас был надвинут на лоб, почти не давая рассмотреть лица. Так же закутан в плащ был и появившийся подле нее человек. Это было смешно, ибо даже на расстоянии Свенельд узнал в нем великого ромейского полководца Никифора Фоку. Подумал было, что к нему, анепсию Ольги, явился Никифор, но тот при виде варяга даже как будто пригнулся и торопливо спустился в ожидавшую его лодку, сразу приказав отчаливать.

— Чего это он? — подивился Свенельд.

— Видать, нарочитый армянин не желает, чтобы его видели в обществе дьяволицы, как они меня тут называют, — хохотнула Малфрида.

Свенельд был рад, что она уже не киснет, как ранее, даже довольной выглядит. И они вместе посмеялись над наивными попытками Никифора оставаться скрытным, когда набережная Золотого Рога полна зевак и все они видят, что их величайший полководец и защита империи посещал ведьму на русском корабле.

— Чего же хотел сиятельный Никифор? — спросил Свенельд. — И гнева патриарха не убоялся.

— Ему нечего опасаться церковников, — произнесла Малфрида, усаживаясь на настил корабля и упираясь подбородком на сложенные на досках борта руки. — Ему вообще ничего ныне не стоит опасаться, ибо его великое будущее только грядет. О том я ему и поведала.

Свенельд негромко присвистнул. Оказывается, непобедимый воитель приезжал, чтобы ему поворожили!

— Ну и что ты такое ему предрекла, голуба моя? — полюбопытствовал Свенельд.

Он смотрел на Малфриду с улыбкой. Видел, что она постепенно отходит от причиненного ей в церкви вреда, вон уже сошла бледность со щек, глаза вновь сверкают. Может, она и впрямь оклемается, может, сила еще вернется к ней? Вот тогда она однажды и исчезнет… И пускай люди патриарха ловят ее, если смогут.

— Ты знаешь, я не люблю ворожить, — щурясь на солнечные блики на воде, отвечала Малфрида. — Будущее так зыбко, так неточно, так непонятно… даже мне. Оно не любит открываться, и разгадать грядущее весьма сложно. К тому же будущее может меняться.

— Эээ, голуба, ты зубы-то мне не заговаривай. Этот Никифор не последний человек в империи, и если есть нечто, что мне, как воеводе и послу, полагается знать, то не таи!

Малфрида какое-то время размышляла. А потом подивила Свенельда сообщением, что не только воинская слава и победы ждут Никифора, ибо однажды наступит миг, когда люди поднимут его так высоко, что он облачится в пурпур владыки ромейского. Да, да, кивнула Малфрида на удивленный взгляд Свенельда, Никифору суждено однажды стать императором. А плохо ли для Руси то, что Византией будет править базилевс-воин? Этого Малфрида Свенельду не могла поведать. Зато знала, что недолгим будет время блеска и величия Никифора. Вскорости умрет он страшно, причем от рук тех, кого любит и кому доверится. Но этого Никифору ведьма не сказала. Зачем? Известно ведь, что пришедший погадать о будущем только сладких известий ждет. Зато она обещала поворожить Никифору еще раз, вот тогда и расскажет все более подробно. И произойдет это не ранее, чем луна в полную силу войдет.

— А ты и впрямь такое можешь? — взволнованно спросил Свенельд. — Может, и мне… ну это, наворожишь удачу, подскажешь грядущее?

Малфрида бросила на него быстрый взгляд и расхохоталась. Смех ее был… и в самом деле чародейский. И в кого бы она недавно не превращалась, веселье ее могло любого очаровать. Варяг тоже стал смеяться, потом потянул ведьму за косу, дурашливо приобнял. Малфрида же отпихнула его и произнесла серьезно: нет, Свенельду ворожить она не станет. Ибо уже уразумела, что ворожба не только открывает будущее, но и привносит в него несчастья. Так что не стоит ворошить то, что еще не состоялось, не стоит гневить Долю, которая еще не выросла. А то вон некогда Малфрида гадала Игорю, предрекая удачу в походе на ромеев, вроде и не обманула его… да только вышло все не так, как изначально ей виделось.

— Ну ты же и Ольге ворожишь! — встрепенулся Свенельд.

— Так, — отмахнулась Малфрида, — помаленечку. Далеко не заглядываю.

— Ну а свое будущее можешь определить? — волновался варяг. И вспомнил, что Ольга поведала, какие тучи над головой чародейки сгущаются.

Малфрида повела плечом, оправила складки низко надвинутого капюшона.

— Нет, свою судьбу я видеть не могу. Да и не стану. Себе ворожить вообще запретно. Потому что это верный знак беду приманить. Но одно я сейчас и без ворожбы могу сказать: пока луна растет, этот ромей Никифор все сделает, чтобы никто мне зла не причинил. Ведь ему ох как хочется еще про удачи свои послушать.

— Ты хитра! — восхитился Свенельд. — Да только до полной луны не так уж долго ждать. — Он указал на всплывающий с востока блеклый в лучах заходящего солнца серпик молодого месяца. Могла бы чародейка потребовать, чтобы Никифор похлопотал, чтобы патриарх и иже с ним отступились от нее, отпустили ее на все четыре стороны. Вот тогда бы она и уехала отсюда, вернулась бы на Русь, не ожидая, пока княгиня дела свои уладит с ромеями.