Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок - Эдвард О. Торп

Игра снова закрылась около трех часов ночи. После того, как мы подсчитали свои выигрыши, Ральф и Кей пошли в бар выпить. Там они увидели инспектора зала и еще пару сотрудников казино с шузом и восемью колодами, с которыми мы играли в баккара. Что-то бормоча, они тщательно осматривали каждую карту, пытаясь найти изгибы, вздутия, метки или любые другие знаки, которые позволили бы объяснить, как мы выигрываем.

В начале третьего вечера все работники зала относились ко мне с неприкрытой враждебностью. Они демонстративно следили за каждым моим движением. Чтобы еще более запутать их, я стал часто трогать большим пальцем свое ухо, изображая шулера, который помечает карты «мазками» – почти невидимым похожим на вазелин веществом, которое легко заметить при помощи специальных очков. Я надеялся, что они потратят еще одну ночь на изучение каждой карты в поисках несуществующего крапа. В первые два вечера мне постоянно предлагали выпивку, но я предпочел кофе с сахаром и сливками. В третий вечер шла война, и мне ничего не предлагали. Мы снова выиграли.

Когда я сел играть на четвертый вечер, атмосфера снова изменилась, причем самым радикальным образом. Инспектор зала и его подручные радостно улыбались. Казалось, они были рады меня видеть. Они сами предложили мне «кофе с сахаром и сливками, все как вы любите». Я дошел уже до середины первого шуза и выигрывал, ни о чем не беспокоясь и попивая свой кофе, как вдруг я перестал что-либо соображать. Я не мог продолжать считать карты. Это меня поразило, поскольку до того я всегда сохранял способность играть, несмотря на шум, дым, разговоры, напряжение игры на высокой скорости, эмоциональный эффект проигрышей и выигрышей и воздействие алкогольных напитков. Произошло что-то неожиданное. Я собрал свои фишки и встал из-за стола; Ральф и Кей вступили в игру в начале следующего шуза.

Наши жены увидели, что мои зрачки сильно расширены. Белламия Хейфен, работавшая медсестрой, сказала, что часто видела такое у поступавших к ним в больницу людей, находившихся под воздействием наркотиков. Мне хотелось упасть и заснуть, но Вивиан, Изобель Кроуч и Белламия накачали меня черным кофе и выгуливали несколько часов, пока действие наркотиков не начало выветриваться. Ральф с Кеем продолжали играть до конца четвертого вечера. Мы опять выиграли.

После пространного обсуждения этих событий с моими спутниками я все-таки вернулся за стол к началу игры пятого вечера. Инспектор, уже не улыбаясь, снова предложил мне кофе с сахаром и сливками. «Нет, – сказал я, – спасибо. Принесите мне лучше стакан воды». Остальные члены нашей команды беззвучно застонали. Воды пришлось ждать подозрительно долго, и, когда ее наконец принесли, я подозревал, что в нее что-то подмешано. Чтобы это проверить, я осторожно взял на язык всего одну каплю. Брр! Вкус был такой, как будто в стакан высыпали целую коробку соды. Но даже и этой единственной капли оказалось достаточно, чтобы снова вывести меня из строя. Интересно было бы знать, что сделал бы со мной целый глоток.

Я вышел с отупевшей головой и расширенными зрачками и заново повторил всю процедуру с черным кофе и прогулками. Тем временем Ральфа и Кея попросили уйти и не возвращаться – то же касалось и всех их друзей.

В Лас-Вегасе было еще одно место, в котором можно было играть в баккара с дополнительными ставками, – казино Sands. Потратив день на отдых и развлечения, я пришел туда с нашим банкроллом и сел за стол. Я поднял наш целевой уровень выигрыша со 100 до 1000 долларов в час, так как считал, что обо мне уже должны были сообщить из казино Dunes и меня все равно вскоре выгонят. Через два с половиной часа игры я был в выигрыше на 2500 долларов. Затем к моему столу подошел Карл Коэн, совладелец казино, ответственный за его работу. В свое время Карл приструнил за скандал, устроенный в казино, самого Фрэнка Синатру. Когда Синатра начал протестовать, Коэн вообще запретил ему вход в заведение, хотя Синатра тоже был его миноритарным акционером. И вот теперь именно Коэн сказал мне, что я больше не могу играть в его казино. «Почему?» – спросил я. «Просто так, – ответил он. – Мы просто не хотим, чтобы вы тут играли». Рядом с ним был самый крупный охранник, какого я когда-либо видел. Спорить было бесполезно. Я ушел.

За эти шесть вечеров мы доказали, что наша система работает за карточными столами. Мы подтвердили справедливость своих теоретических расчетов и продемонстрировали еще одно приложение системы Келли к игровым ставкам и инвестированию. Но у нашей поездки было еще одно, довольно пугающее, послесловие.

На следующее утро мы вшестером сели в машину и поехали из Лас-Вегаса в Лас-Крусес. Когда мы спускались по горной дороге на севере Аризоны, я был за рулем. Мы ехали со скоростью больше ста километров в час, как вдруг педаль газа застряла. Дорога круто шла под уклон, дроссельная заслонка была широко открыта, и тормоза были не в состоянии удержать машину. Мы разогнались до ста тридцати, и вписываться в повороты дороги становилось все труднее. Времени на размышления практически не оставалось. Нажимая изо всех сил на педаль тормоза, я одновременно включил стояночный тормоз, понизил передачу, чтобы двигатель помогал замедлять машину, и выключил зажигание. В конце концов мне удалось остановиться на каком-то съезде с дороги. К нам подъехал какой-то сердобольный человек, разбиравшийся в машинах. Он открыл капот, чтобы посмотреть, почему застряла педаль, и нашел деталь, отвинтившуюся от длинного резьбового штока. Такое он видел впервые и не мог понять, как это могло произойти. Он установил ее на место, и мы поехали дальше, живые, успокоенные и отрезвленные.

Мы доказали, что наша система работает в реальной игре не хуже, чем в теории. В результате казино Dunes и Sands исключили из игры ставки на натуральные восьмерки и девятки.

Пока я работал в Университете штата Нью-Мексико, я вкладывал доходы от авторских отчислений за свою книгу и выигрышей в азартные игры в акции. Но я ничего не знал о рынке, и к тому же мне не везло. Результаты были плохими. Я хотел добиться большего. Инвестиции были связаны с неопределенностями нового для меня типа, но я надеялся, что теория вероятностей поможет мне выбирать правильные ходы.

Окончательное решение было принято, когда я понял, что на свете существует казино, гораздо большее, чем все заведения Невады вместе взятые. Могут ли мои методы выигрыша в азартных играх дать мне преимущество на величайшей в мире игровой арене, на Уолл-стрит? Как всегда, любопытство заставило меня решить это выяснить. Я начал самостоятельно изучать финансовые рынки, освещая свой путь необычным фонарем – теми знаниями, которые я приобрел в азартных играх.

Азартные игры – это упрощенный вариант инвестирования. Заметное сходство между ними навело меня на мысль о возможности более успешной, чем в среднем, игры на рынке по аналогии с возможностью систематического выигрыша в некоторых из азартных игр. И та, и другая область поддаются анализу при помощи математики, статистики и компьютеров. В обоих случаях требуется управление капиталами, выбор правильного соотношения между риском и прибылью. Слишком крупные ставки могут привести к разорению[130], даже если для каждой из них по отдельности у вас имеется преимущество. Когда в 1998 году эту ошибку совершили нобелевские лауреаты, управлявшие гигантским хедж-фондом Long-Term Capital Management, это чуть не привело к дестабилизации всей финансовой системы США. И вместе с тем, играя чересчур осторожно и делая слишком мелкие ставки, вы оставляете свои деньги на столе. Психологический склад, позволяющий добиться успеха в инвестировании, также сходен с тем, который обеспечивает возможность победы в игре. Многие успешные инвесторы и играют так же успешно.