Бульдог. Хватка - Константин Калбазов

Савин едва сдержал невольную улыбку. Да, Туманов оказался совершенно прав, юноша просто одержим морем. Об этом же сообщалось в личных посланиях императора и императрицы. То же самое следовало и из доклада командира прибывшего отряда клиперов, капитана первого ранга Зарубина.

Правда, оставалось непонятным, чем может обернуться эта страсть. Очень может быть, что и многими проблемами. Впрочем, для наместника российских владений в Карибском бассейне это увлечение вовсе не может быть лишним. Флот здесь играет едва ли не решающую роль. Вот только показалось или молодой человек очень уж высокого мнения об английских моряках?

– Это не мои слова, – угадав мысли Савина, смутился юноша. – О мастерстве английских моряков неоднократно говорил капитан первого ранга Зарубин и другие офицеры.

– Я знаю, ваше высочество, и полностью разделяю это мнение. Вы желаете встретиться со всеми офицерами?

– Наверное, все же с коммодором и капитанами кораблей.

– Их доставят в вашу резиденцию после обеда.

– Нет. Я желаю обедать вместе с этими господами.

– Как прикажете, ваше высочество, – окинув наместника внимательным взглядом, ответил Савин.

– Эк ему досталось! – то ли восхищенно, то ли удивленно, сразу и не поймешь, присвистнул часовой на настиле стены бастиона.

– Чего там, Степан? – заинтересовался второй часовой, находившийся на внутреннем дворике.

– А ты выгляни в бойницу, сам все увидишь.

Выглядывать особого желания не было. Не приведи господь, это узрит сержант. Беды не оберешься. Как именно был захвачен этот форт, все прекрасно помнили, да и случилось это с пару месяцев назад. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: наказание за халатность в несении службы будет жестким. Хорошо как супостат прибьет, с мертвого взятки гладки. А вот если кто из начальства застанет, то не возрадуешься.

Но, с другой стороны, любопытство взяло свое. И потом, чтобы оказаться во внутреннем дворике, нужно пройти через стену бастиона. А стена та и подступы к ней – это уже ответственность Степана. Понятно, что это все отговорки, чтобы самому набраться решимости. Но ведь там наверняка зрелище достойное такого мелкого нарушения. Он ненадолго. Только одним глазком.

Солдат воровато огляделся. Глубоко вздохнул, мелко перекрестился и, перехватив винтовку с примкнутым штыком за цевье, ступил в тень пушечной галереи. Несколько шагов, а вот и орудийная амбразура.

Примерно в полутора сотнях шагов от стены форта проходит кромка воды, еще дальше, шагах в трехстах, если моряки вообще меряют водную гладь шагами, виден корабль. Н-да-а. Нет, с такого расстояния всех деталей не узреть. Тут труба оптическая нужна. Но и то, что видно, внушает трепет.

Мимо форта, по направлению гавани проходил, а вернее, медленно плелся избитый до невозможности русский клипер. Грот-мачта торчит иззубренным обрубком, как сгнивший зуб. Фок-мачта наполовину сбита, хотя еще и способна нести нижний парус. Целой осталась только бизань-мачта, однако с трудом верилось, что она не пострадала. Скорее всего тоже имеет какие-нибудь повреждения.

В бортах зияют большие проломы, которые никто даже не пытался заделать. Как видно, команде хватило проблем с пробоинами ниже ватерлинии, это заметно по множеству пластырей из парусины, облепивших борта корабля. Фальшборт с правой стороны имеет множество прорех. Около половины пушек либо отсутствуют, либо как-то уж совсем замысловато смотрят под непривычным углом. Видны и другие повреждения на палубе, как и следы пожара, хотя после боя корабль наверняка приводили в порядок.

На борту клипера обычно должно быть два баркаса и капитанский катер, которые располагаются на палубе между фок- и грот-мачтами. Кроме того, две шлюпки, висящие на кормовых шлюпбалках. Вот только даже невооруженным взглядом видно, что они отсутствуют. Не иначе как их разнесло в щепки огнем неприятеля.

– Что за корабль, не узнаешь, Степан? – спросил часовой, рассматривавший истерзанный парусник через амбразуру.

– Эк ты, Серега, задачки задаешь. Нешто я моряк. Если бы целехоньким был бы, то еще ладно, а так… Ну, поглазел, и будя, давай на пост, не ровен час, заметят, достанется обоим.

– Ага. О! Глянь, буксир поспешает. Видать, уж, приметили, бедолаг! – воскликнул Сергей, обращая внимание товарища на коноводное суденышко, вышедшее навстречу израненному кораблю.

– А чему ты удивляешься. Начальник порта уж наверное подал сигнал в Спаниш-Таун. Даром, что ли, сигнальные башни поставили, – уверенно заявил Степан.

– Ну да, об этом я не подумал, – покидая пушечную галерею и вновь занимая свой пост, вздохнул Сергей. – Думаешь, царевич прибежит встречать?

– Еще как прибежит. Он же в кораблях души не чает. А такими побитыми морячки еще не возвращались, – заверил Степан и задумчиво заключил: – Сказать по правде, я даже не знаю, что там должно было случиться, чтобы им так-то досталось. Эвон, десятком кораблей против английской эскадры вышли, и то почитай всех пожгли. А самим, считай, только паруса продырявить успели…

Часовой оказался прав. Едва только на наблюдательной вышке форта обнаружили приближающийся корабль, как тут же сообщили дежурному офицеру. Тот в свою очередь с помощью сигнальщиков передал информацию начальнику порта. И далее весть понеслась по команде.

Согласно существующим положениям в каждой роте имелись два сигнальщика, старший и младший, правда, они входили в штат роты как обычные бойцы. При батальоне уже состояло отделение сигнальщиков. И так далее. Кроме того, каждый офицер и сержант были обучены системе сигналов. Причем за нерадивость в изучении сигнализации спрашивалось весьма строго, настолько, что можно было и звания лишиться. Сигналы были флажковыми или световыми. Система сигналов делилась на морскую и сухопутную. Поэтому во избежание путаницы на каждый объект береговой обороны в обязательном порядке приписывались морские сигнальщики.

Так что ничего удивительного в том, что к тому моменту, когда избитый корабль подвели к причалу, его высочество в сопровождении неизменного Савина был уже на берегу. В смысле ничего удивительного в том, что весть быстро долетела до наместника. То, что он так живо отреагировал на прибытие корабля, да еще и едва не загнал лошадь, как раз в обычную картину не укладывалось. Ну, если позабыть о его прадеде.

Впрочем, ни сам корабль, ни его экипаж вовсе не были безразличны юному сердцу. Это ведь как первая любовь, которая никогда не забывается. «Чайка» была первым кораблем, на котором он отправился не на каботажную прогулку, а по-настоящему оторвался от берега и совершил океанский переход. На его палубе он впервые и, возможно, в последний раз в своей жизни почувствовал себя моряком, надев офицерский мундир и погоны мичмана.

– Лукич, братец, как же тебя так-то? – заметив матроса, которого сносили по трапу на носилках, подошел Александр.

– Да вот, Лександр Петрович, прилетело ядро в фальшборт, ну меня щепой в брюхо и приласкало, – морщась от боли, ответил Лучкин.