Таифская роза Адама - Иман Кальби

время тоже через Омара. Так вот, о каждом твоем шаге он докладывал мне. Он никогда не переставал работать на меня. И не нужно кидать на него такие острые, ненавистные взгляды. Каким бы преданным ни был человек, не все готовы идти на жертвы ради мести. Омар был верен тебе до тех пор, пока меня это устраивало. И не надо было строить никаких иллюзий относительно твоей псевдовласти во дворце…

— Адам, я… — ее глаза наливаются слезами. Она растеряна, разбита, опустошена… тянется к нему неуклюже, словно бы судорожно пытается зацепиться за что-то, что могло бы ее здесь задержать.

— Хватит, Кейти… Успокойся уже и пытайся строить свою жизнь без меня… Меня больше нет в твоей жизни. Считай, что этой встречи вовсе и не было… Стража!

В дверях тут же появились двое неприметного вида мужчин. Руки Кейтлин в судорожном танце пытаются ухватиться за Адама, она виснет на его шее, словно бы от этого зависит ее жизнь.

— Адам, пожалуйста! Я люблю тебя! — истошный крик, разрывающий тяжкую тишину комнаты. Молчаливые охранники невозмутимо подхватывают ее под руки и пытаются выволочь наружу. Она брыкается и сопротивляется. От былой элегантности нет и следа.

Но мужчине это уже не интересно. Он даже не смотрит в ее сторону, несмотря на непрекращающиеся призывы и обращения.

Мгновение — и они остаются в комнате с Омаром лишь вдвоем.

— Господин, — тихо обращается к Адаму Омар, — девушку засекли на выезде из Венеции. Она едет в направлении Флоренции. Приказать перехватить?

С секунду он думает. Между бровями пролегает напряженная складка…

— Нет, Омар… Оставьте ее в покое. Никакой слежки больше… Пусть идет… Проводи Кейтлин и можешь быть свободен. Я более не нуждаюсь в твоих услугах. Деньги на твоем счету позволят тебя чувствовать себя хорошо в любой точке мира, где бы ты ни решил обосноваться и чем бы ни решил заняться…

— А что же Вы, господин? — не без тени сожаления в голосе произнес евнух.

Адам печально усмехнулся.

— Я? Самому было бы интересно узнать ответ на этот вопрос, Омар…

* * *

Лондон, спустя полгода

— Быстрее, гаттина (итал. — котенок), давай, моя хорошая, прячься сюда, — мать обняла ее, нежно поцеловала и посмотрела в глаза. Глубоко, выразительно. Так, как умеет только мать, — девочка моя, что бы ни случилось, что бы ты ни услышала, ни в коем случае не выдай себя! Никто не должен знать, что ты здесь!

— Мама, где папа? — спросила она взволнованно. На душе было не хорошо. Ника сама не понимала, что происходит, но отчего-то сильно волновалась. До дрожи в коленках и неприятного чувства тошноты в желудке и рези в животе.

Она спряталась в материнской гардеробной. Небольшая щель в двери позволяла ей видеть, что происходит в комнате. Минута, вторая — в покои правительницы Таифа с грохотом вломились. Ника сначала отпрянула от своего секретного места наблюдения, но любопытство все же победило страх — и она снова приложилась к зазору.

— Карла, — услышала, как статный молодой человек, красивый и пугающий одновременно, грозно-повелительно обращается к ее матери.

Та стояла у окна спиной ко входу, обхватив себя руками и смотря вдаль. Казалось бы, шумное появление посторонних в комнате нисколько ее не испугало и не удивило.

Она медленно повернулась к мужчине. Приподняла голову, чтобы заглянуть в его глаза — тот был слишком высок.

— Ну что, дракон, ты доволен теперь? Пришел и за мной? — спрашивает спокойно, даже отстраненно.

Мужчина сглатывает.

— Ты не несешь греха своего мужа, женщина. Уходи, я отпускаю тебя.

Та хмыкнула в ответ.

— Серьезно? Грозный и могучий шейх Макдиси решил проявить милосердие? А почему ты не спросил, нужна ли мне эта твоя свобода?! Может быть, я бы хотела отправиться вслед за мужем…

— Прекрати, Карла, — осек ее мужчина жестким, даже металлическим тоном, — ты прекрасно знаешь причину всего, что произошло! У вас был шанс жить спокойной, безбедной и безмятежной жизнью! Но твой муж встал на путь войны — грязной и бесчестной! Он решил бить в спину — а такое простить нельзя… Забудь о нем! Думай о себе и о дочери!

Снова усмешка. На этот раз замешанная на отчаянии и сожалении. Да, наверное, она сожалела сейчас… Сожалела, что все обернулось именно так…

— Я не могла на него повлиять, Адам, — тихо, измученно произнесла Карла, — никогда не могла, кто бы что ни думал… Старалась не вникать, не думать…

— Ты свободна… Ты красивая женщина и обязательно еще найдешь свое счастье. Случилось то, что случилось. Я не буду раскаиваться перед тобой за то, что убил твоего мужа. Но и кичиться этим тоже не стану. Я сожалею, Карла. Поверь мне… Если бы я мог… — на секунду маленькой Нике показалось, что мужчине тяжело говорить. Он словно бы тоже пытается совладать с эмоциями, — тебя ждут верные слуги. Ты имеешь право забрать все, что пожелаешь. Все деньги Ибн-Филов также переходят к тебе, мне они не нужны. Уезжай отсюда, и поскорее. И попытайся забыть. Попробуй…

Ника дергается. Единственное, что сейчас звучит в ее детском израненном сознании — слова этого безумно красивого и безумно ненавистного ей мужчины «убил твоего мужа»… Так вот что случилось… Папа убит… А это убийца ее отца… Тот, кто повинен в том, что их счастливая жизнь в один прекрасный день превратилась в ад. Она падает на пол, теряя равновесие. Адам резко поворачивает голову на шум. Ника замирает. Ей кажется, что их взгляды пересекаются, хоть он и не должен ее видеть — щель слишком узкая. Минута или вечность — они смотрят друг на друга через преграду. Время словно бы замирает. И Ника не может понять, что с ней происходит. Она словно бы в оцепенении, первобытный страх сковал все ее инстинкты — она словно бы уже и не жива. Волнение, необъяснимое и непонятное, замешанное на чем-то большем, неизведанном. А потом глаза снова возвращаются к матери, которая пытается отвлечь внимание рокового собеседника от гардеробной.

— Я уйду, шейх Адам Макдиси, но не пожелаю тебе ни счастья, ни удачи!

Новая картинка перед глазами. Она-юная девушка, подросток. Сколько ей тогда было? Тринадцать-четырнадцать? Центр Флоренции, неторопливая река Арно, нелепый и влекущий мост Понте Веккио, похожий на старую шкатулку с множеством отделений… Здесь прошло ее отрочество. Здесь началась ее юность. Она у материнской кровати. В комнате пахнет лекарствами и травами. И еще чем-то. Нехорошим, пугающим. Она потом поймет, фаталы ее научат. Это запах приближающейся смерти…

Карла Сфорца, некогда прекрасная супруга правителя Таифа, так и не смогла