Любовь черного лорда - Энн Стюарт

Надо полагать, миссис Рамсон пошутила. Эмма развеселилась.

— Не думаю, чтобы Джеффрис смог донести меня хотя бы до лестницы.

— Уж лучше он, чем его светлость… — Оказывается, сие была вовсе не шутка — Даже если это грозит вам падением…

— Значит, надо все делать побыстрее, — пробормотала Эмма и отбросила одеяло.

Очевидно, спорить не имело смысла. Да и с кем ей спорить? Не с миссис же Рамсон… А почему бы и не уехать на несколько дней из Лондона — города, где живет этот ужасный лорд Дарнли и по улице ходят наемные убийцы? Что может ей угрожать в этой поездке? Там будут приятели Киллорана и никаких злодеев.

Правда, Эмму смущало то, что, очевидно, придется ехать с графом в одной карете. Несколько часов наедине с ним, так близко друг от друга представлялись ей непростым испытанием — она и желала этого всей душой, и боялась. Киллоран, наверное, опять будет насмешливо-отстраненным. Значит, ей нечего опасаться. И надеяться не на что.

К тому времени, когда Эмма сошла вниз, отведенные ей два часа уже истекали. Порадовало ее то, что Киллоран собирался ехать верхом. Рядом с каретой стоял огромный вороной жеребец. Даже конь у него был черный…

Граф не сказал Эмме ни слова, и она тут же вспомнила тот самый полусон-полуявь.

Джеффрис помог ей сесть в карету. В ту же секунду вороной сорвался с места. Экипаж двинулся за ним.

Эмма Ланголет привыкла к одиночеству. После смерти отца, запертая в доме дяди Хораса и кузины Мириам, она быстро смирилась с уединенным существованием. Если у нее случалась свободная минута, Эмма читала, играла на клавесине или мечтала. Одиночество дарило ей умиротворенность и душевный покой.

Сейчас этот самый покой полностью исчез из ее жизни. Самое удивительное то, что произошло сие не из-за смерти дяди и последо вавших за этим перемен в жизни. Виной стал граф Киллоран.

Когда он находился рядом, все внимание Эммы оказывалось поглощено этим человеком. Стоило ему уйти, и она тут же начинала думать о нем. Она и сама знала, что любить такого, как граф, — сущее безумие. Впрочем, таких больше и нет…

Киллоран, конечно, был страшным человеком. Он мог разрушить всю ее жизнь. Лишь присущая Эмме с рождения чистота позволяла ей сопротивляться его гибельному для любой женщины обаянию.

Но что лукавить с собой… Киллоран стал смыслом ее существования, и Эмма, как ни старалась, не могла ничего с этим поделать.

Должно быть, она задремала. Миссис Рамсон дала ей в дорогу корзинку — там были хлеб, сыр и холодный цыпленок. Еще в корзинке оказалась бутылка кларета. Эмма съела все до крошки и выпила немного вина, но почему-то опьянела. Она вообще ничего не пила и сейчас испытывала новые для себя ощущения. Конечно, тут же снова нахлынули мысли о Киллоране — о его сильном теле, жарких губах, нежных руках. Воспоминания о прикосновениях зеленоглазого красавца и его поцелуях, об их взаимном желании привели Эмму в замешательство. На ее глаза навернулись слезы. Девушка смахнула их и стала мечтать о том, как все могло бы сложиться, если бы…

Всю оставшуюся дорогу Эмма словно грезила наяву. Наконец карета остановилась, и снаружи раздались голоса. Двое мужчин наперебой приветствовали Киллорана. Судя по тому, как они это делали, Эмме стало ясно, что пили они не кларет и не полстаканчика, как она.

— Я уж думал, ты н-никогда не приедешь, с-старина! — с запинкой, но весело кричал один. — Не уговоришь свою кузину составить нам компанию и останешься дома.

— Не знаю, стоило ли вообще ее представлять в свете, — явно продолжил начатый ими ранее разговор второй. — Мнение общества очень неоднозначное. Должен тебе сказать, Киллоран…

— Не трудись, Сандерсон, — прервал приятеля граф. — Ты ведь знаешь, я всегда руководствуюсь собственным мнением, а не тем, что сложилось у общества.

— Эт-то нам известно, — рассмеялся тот, у которого заплетался язык. — А вот известно ли тебе, что не один ты приехал с… дамой? Мы захватили с собой такую… штучку. Готов биться об заклад — даже тебя должно з-зацепить. Признаюсь честно, такую г-грудь нечасто увидишь.

— Неужели? — В голосе Киллорана звучала откровенная скука.

— Не сомневайся! Он говорит правду, — Сандерсон, напротив, оживился.

— Я и не сомневаюсь, хотя и не понимаю, зачем вы это сделали. Я ведь предупреждал, что привезу свою кузину.

Эмма, слышавшая этот разговор от первого слова до последнего, пришла в ужас. Киллоран между тем шагнул к карете. Девушка забилась в угол, но где тут было спрятаться?

Дверца распахнулась. Рядом с графом стояли двое мужчин. Одного она мельком видела в доме лорда Дарнли, он тогда отвлек Киллорана, второй был ей незнаком. Оба пошатывались.

— Она и правда красотка, Киллоран, — похвалил ее тот, который не Сандерсон. — Но это опасно. Говорят, когда привыкаешь к чему-то особенному, потом бывает трудно вернуться к обычным забавам.

— В том, что касается забав, и обычных и необычных, Киллоран дока. Он знает о женщинах все и всегда может дать дельный совет.

Граф молча смотрел на сжавшуюся в углу Эмму. Лицо его было холодным, равнодушным. За его спиной можно было увидеть небольшой охотничий домик. Все окна в нем были ярко освещены. В эту минуту из домика донеслись крики и громкий хохот.

— Я полагаю, что все о женщинах не знает даже Киллоран, — вынес свой вердикт Сандерсон и попытался заглянуть в карету.

— А кто же, если не он? — не унимался второй приятель графа. — Эти ирландцы… Им сам черт не брат. Ну где там твоя кузина, Киллоран? У нас общество, правда, не сплошь аристократы, но ценителей прекрасного собралось немало…

— Отойди от двери, — Киллоран вежливо отодвинул Сандерсона.

— Да ладно, старина! Не будь таким собственником. Ты бы не привез девушку, которую выдаешь за свою родственницу, к нам, если бы не хотел поделиться ею.

Это было последней каплей. Неужели Киллоран мог пасть так низко? Привез ее своим приятелям…

В эту минуту дверца кареты захлопнулась, а в следующее мгновение лошади понеслись вскачь.

Эмма, которую швырнуло от одной стенке к другой, пыталась уцепиться за дверную ручку. Она не могла понять, что произошло. Почему лошади вдруг понесли? У Киллорана неожиданно пробудилась совесть, и он дал кучеру знак гнать что есть силы? Эмма была слишком напугана, чтобы сейчас рассуждать. Она из последних сил пыталась удержать равновесие в бешеной скачке.

Сделать это девушке не удалось. Она все-таки рухнула на пол, ударившись головой о сиденье. Карету швыряло из стороны в сторону, и Эмма уже не сомневалась в том, что кучер не удержался на козлах и лошади мчатся сами по себе. Ну и пусть… Хотелось только надеяться, что, если карета упадет с обрыва, она умрет быстро и без боли.

Может быть, смерть — это вовсе не страшно? Жизнь — вот что бывает совершенно невыносимо.

Тем временем лошади пошли чуть медленнее. Трясти стало не так сильно, однако Эмма пока не решалась сесть на скамью. В ее ушах бесконечной дробью раздавался стук копыт, и очень скоро Эмма почувствовала, что погружается в какое-то оцепенение, безразличие.