Скорлупы. Кубики - Михаил Юрьевич Елизаров

начали наш разговор. Всю правду вам, как есть она вся.

– Спасибо тебе, Витька Сарма, – ответили мы, – а теперь пусть для общей честности расскажет Андрюха Шумаков.

Андрюха Шумаков рассказал:

– Скрывать ничего не буду, пришли на Краснозаводскую, до того почти ничего не выпили, видим – Доброгаева идёт, Витька Сарма к ней побежал для знакомства, Мокрыш подвалил, говорит, надо её нести на завод, а мы и сами это знаем. На другую сторону к Витьке взяли и понесли Доброгаеву. Я чуть пригрозил ей, когда Витька Сарма и Серёга Богачёв заносили её на завод, она начала кричать, после чего Богачёв закрыл ей рот. А то, что её били, так я не знаю, при мне не били, я лично не бил, Богачёв не бил, Витька Сарма говорит, что разок ударил, так я этого не видел. Когда она начала кричать, то я сказал: “Замолчи”. Пришли мы в одно место – не понравилось, стекло битое, плохо, лучше в другое место, где карьер с водой. Спустились к воде, там сыро, зато стекла нет. Присели внизу на берегу. Богачёв пошёл добазариваться, а на самом деле хотел Доброгаевой на клык дать, потом Сарма ходил раздеть, чтоб она не мялась. А мне надоело ждать, я решил помочь раздеть Доброгаеву, снял с неё туфли. Я хотел ей помочь добровольно скинуть пиджак, это мне не удалось, и пришлось помочь насильно, ну, расстегнули мы на ней, чтобы было видно, сняли брюки и трусняки, а Серёга Богачёв на землю свою куртку подстелил, всё по-людски. И на неё первым полез Мокрыш, обернулся к нам: “Не стойте, ради бога, на душой”, – мы отсели в сторону покурить на ящиках. Мокрыш возвращается, я пошёл, ей раздвинул ноги, пристроился, и у меня прямо на весу обмяк. Я попробовал дрочить и понял, что это напрасно, поэтому встал и к вам вернулся, а после меня пошёл Витька Сарма. И так мне странно всё было, потом Сарма предложил сходить за водкой. Я думаю, может, если выпью, то получится. Мы с Витькой Сармой пошли, я тоже хотел обсудить, что у меня не встал, но решил промолчать. И мы чуть прошли, навстречу мужик, мы у него попросили закурить, но он был очень пьяный, и у него была початая бутылка водки, и мы сказали ему: “Тебе уже, батя, хватит”, – забрали эту бутылку, и взяли у него из кармана пачку сигарет, и обратно на завод. Пришли, Мокрыш возвращается от Доброгаевой, мы выпили, Сарма пошёл к ней, я покурил, Сарма идёт назад, я спросил: “Ну как?” – он ответил: “Нормально”, – я пошёл к Доброгаевой, настроился, раздвинул ей, подождал минуту-другую. Я только для виду на ней оставался, чтобы картину вам создать, и мне было обидно. Ничего не соврал. Пусть теперь Серёга Богачёв рассказывает.

И я рассказал:

– Вы все мне здесь товарищи: и Витька Сарма, и Андрюха Шумаков, и Мокрыш, и мне от вас нечего утаивать. Мы стояли на углу Краснозаводской. Витька Сарма остановил девушку и о чём-то с ней разговаривал, а я стоял с Шумаковым на другой стороне улицы. Тут ко мне подошёл Мокрыш, сказал, что надо бабу срочно забирать и на хор пускать. Я с Сармой вскинули её на руки и понесли, она закричала, и мы ей закрыли рот. Потом мы её поставили, и она пошла с нами, я в сумку к ней полез, достал паспорт, прочёл: “Доброгаева Лариса Валерьевна”, сказал: “Вот и познакомились”. Повели её за кусты, а там кругом стекло битое, спустились к воде, на траву. Я сел рядом с Доброгаевой и начал уговаривать, чтобы она в рот взяла, затем Витька Сарма с ней общался, подошёл Андрюха Шумаков и сказал: “Что-то много вы разговариваете”, – и начал её раздевать, и раздел. Она сказала, что холодно, я снял свою куртку и подстелил. Мокрыш залез на неё, говорит: “Не смотрите”, – мы отвернулись. Мокрыш побыл на Доброгаевой и поднялся. Залез Шумаков, побыл и поднялся, залез Сарма, побыл и поднялся, а я хоть и люблю первым ходить, пошёл последним. И я лёг сверху и спросил Доброгаеву, а если бы нас задержала милиция, что она бы сделала: взяла деньги или посадила, а она сказала: “Деньги бы взяла, потому что сажать не за что”, – и, как только она так сказала, у меня пропала эрекция. Я вернулся на ящики, мы покурили, Шумаков и Сарма за выпивкой ушли, Мокрыш по второму разу полез на Доброгаеву, а я всё переживал, почему у меня не встал. Пока переживал, принесли водку Сарма и Шумаков, мы выпили, Мокрыш вернулся, за ним пошёл Сарма, а за Сармой Шумаков, а я решил проверить испытанный способ, я предложил Доброгаевой обратно надеть штанину на одну ногу, потому что у меня от этого всегда эрекция. Она надела, и у меня встал, я лёг на неё и сказал, чтобы она сама помогла, она взяла меня рукой, и у меня упал. И вот нас четверо, мы все ходили к Доброгаевой по два раза, и ни у кого не встал. А теперь скажи нам, Витька Сарма, всегда ли у тебя раньше вставал?

– Всегда, – сказал нам Витька Сарма.

– Скажи, Андрюха Шумаков, а у тебя? – спросили мы.

– Ни разу не было, чтоб не встал! – отвечал Андрюха Шумаков.

– Скажи, Мокрыш?

– Сроду такого случая не было, – сказал нам Мокрыш.

– И я, Сергей Богачёв, тоже вам скажу – не припомню, чтобы если баба в одной штанине, а у меня не стоит. Другое беспокоит. Посмотрите внимательно на Ларису Доброгаеву. Она совсем не боится нас. А знаете почему? Она не может бояться. Просто не девушка она вовсе, эта Лариса Доброгаева. Она фальшивый объём человека с именем и фамилией, но заполненный иным, что называется болезнью. Она и есть Импотенция! Вот кого мы повстречали на Краснозаводской улице возле бывшего завода “Стройкерамика”! Это не мы её, а она нас поймала и заразила!

Чуть не заплакал Андрюха Шумаков:

– И как же нам теперь жить дальше?

– Неверно ты спрашиваешь, Шумаков, – сурово сказал тогда Витька Сарма. – Забудь о себе, лучше думай, что будет с другими, которые Доброгаеву на своём пути встретят.

И сказал Мокрыш:

– Нельзя выпускать Доброгаеву с этого завода, надо Доброгаеву возле карьера прибить и закопать, чтобы тут была её вечная могила. Пусть больше никому Импотенцией жизнь не портит!

– Правильно говорите, Витька Сарма и Мокрыш, – сказал я, – идите наберите гвоздей и отыщите лопату. Будем Доброгаеву прибивать и хоронить. А ты, Андрюха