Общество контроля. Как сохранить конфиденциальность в эпоху тотальной слежки - Джон Фасман

Такое использование ЭM помогает снизить расходы шведских тюрем: эта система заменяет охранников в учреждениях нестрогого режима. Заключенные помечены геотегами. Если кто-то из них пересекает границу тюрьмы, звучит сигнал тревоги.

Не помню точно, сколько времени я просидел с открытым ртом, слушая шведских надзирателей, министров и криминологов, но наверняка непривычно долго. Оба сотрудника службы пробации, с которыми я общался, были квалифицированными социальными работниками. Обвинители были трезвыми, бородатыми и рассудительными. Заключенные и пользователи электронного мониторинга проходят профессиональную подготовку, курсы жизненных навыков и многого другого, шведские сидельцы могут изучать психологию, юриспруденцию и экономику. Они получают когнитивно-поведенческую терапию. Эта система отличается от всего, что я изучал ранее, к ее чести, она почти полностью сосредоточена на реабилитации, а не на возмездии.

Еще до того, как Швеция ввела ЭМ в 1994 году, ее система уголовного правосудия склонялась к тому, чтобы позволять людям отбывать наказание вне тюремных стен, когда это возможно. В 2013 году Ян Бангерфельдт, юрисконсульт Шведского национального совета по уходу за больными, опубликовал статью, в которой объяснил: вся концепция основана на убеждении, что тюрьма как минимум непродуктивна, а в некоторых случаях – контрпродуктивна с точки зрения сокращения числа повторных правонарушений, и потом создает проблему ресоциализации в общество. Из всех шведов, приговоренных к ношению электронных мониторов, только 17 % совершают повторные преступления в течение года после отбытия наказания. А из тех, кто отсидел в тюрьме шесть месяцев или меньше, к преступной деятельности за такой же период возвращаются более половины[158].

Однако самое интересное исследование, связанное с ЭМ, проводилось не в Швеции, а в Аргентине. В этом исследовании была предпринята попытка определить, что лучше для снижения уровня рецидивизма – электронный мониторинг или тюремное заключение. Здесь вы, вероятно, почешете затылок (как и я) и скажете: «Конечно электронный мониторинг», предполагая, что во многих государствах должна существовать целая масса исследований, показывающих именно такой результат[159].

Но есть одна проблема. Поскольку ЭМ обычно получают заключенные, отбывающие короткие сроки за ненасильственные преступления – в Швеции, большей части остальной Европы и Соединенных Штатах – у исследователей на самом деле нет возможности сравнить подобное с подобным. Возможно, заключенные, имеющие право на ЭМ, уже сами собой двигались к отказу от рецидивизма и прекрасно справились бы, даже если б их отправили отбывать эти короткие сроки в тюрьму, какой бы криминогенной она ни была.

В исследовании, проведенном в Аргентине, эта проблема решена за счет изучения группы правонарушителей, среди которых были осужденные как за насильственные преступления, так и за ненасильственные. Все они получали электронные мониторы более или менее случайным образом. (Их случайным образом распределили между судьями, которые очень сильно различались идеологически: некоторые почти никогда не назначали электронный мониторинг, а другие свободно его использовали.) Исследование выявило причинно-следственное влияние электронного мониторинга на рецидив преступлений по сравнению с тюрьмой. Другими словами, у тех, кто находился на ЭМ, было меньше шансов вернуться в тюрьму после отбытия наказания, чем у тех, кто отсидел срок за решеткой. Если быть точным, у пользователей ЭМ – независимо от совершенного преступления, уровня образования, возраста или рабочего статуса – уровень рецидивизма был на 11–16 % ниже, чем у тех, кого сажали в тюрьму. Более того, в Аргентине – в отличие от Швеции – людей, приговоренных к электронному мониторингу, никто ничему не обучал и не консультировал. Все это говорит о том, что лучший способ удержать человека от повторного преступления и возвращения за решетку – это вообще никогда не отправлять его за решетку.

При виде того, насколько шведский подход отличается, в частности, от американского, но на самом деле и от подходов, принятых в большей части нескандинавского мира, возникает соблазн отвергнуть его как похвальный, но не воспроизводимый. И до тех пор, пока система правосудия сосредоточивается на наказании, а не на реабилитации, такой отказ не будет совсем уж неправильным.

Но все же из опыта Швеции можно извлечь определенные уроки. Во-первых, как сказал мне кто-то из шведской службы пробации: «Если вы хотите кого-то изменить, простым включением монитора этого не добиться. Важно, как вы с ними работаете. Человеку с монитором на лодыжке оказывается доверие, передается ответственность и уверенность в том, что он сумеет со всем этим справиться». Они также проходят обучение и выполняют курсовые работы – это делается не только для того, чтобы помочь им лучше взаимодействовать с внешним миром. Таким образом система напоминает людям, что у них есть разум, которым стоит пользоваться. Другими словами, Швеция отказывается сдавать заключенных на попечение государства, запирать их и выбрасывать ключи. В конце концов, почти все, кто находится в тюрьмах – даже в Соединенных Штатах – однажды выйдут на свободу и станут чьими-то соседями. Шведская система приучает заключенных быть как можно более хорошими соседями.

Мониторы для лодыжек отличаются от других устройств, обсуждаемых в этой книге. Они собирают информацию, но, насколько я знаю, не хранят ее бесконечно. Мониторы с записывающими устройствами, которые государство может включать, когда ему заблагорассудится, нервируют, но не представляют такой же угрозы для населения, как распознавание лиц или автоматическое считывание номерных знаков.

Тем не менее электронный мониторинг – это один из технических способов расширить территорию тюремного государства. Следовательно, он дает еще одну возможность подумать над тем, чего мы хотим от системы уголовного правосудия. Этот способ ограничения свободы осужденных обходится государству дешевле, чем отправка их за решетку, и – по крайней мере, на первый взгляд – способствует уменьшению численности заключенных в тюрьмах, что является широко признанной целью нашего общества.

Содержание под арестом до суда, применяемое по умолчанию, не только несправедливо, но и неэффективно. Многие считают это единственным способом заставить людей явиться на суд. Но есть свидетельства обратного. В период с 2007 по 2017 год Фонд свободы Бронкса внес залог примерно за две тысячи малообеспеченных жителей Нью-Йорка, которые обвинялись в мелких правонарушениях. За это время 96 % людей, выпущенных под залог, явились на все судебные заседания, и в 55 % случаев обвинения были сняты. Основатели Фонда свободы Робин Стейнберг и Дэвид Файги сказали, что лучший способ заставить человека явиться в суд – как и на любую важную встречу – это частые напоминания, то есть телефонные звонки и текстовые сообщения[160]. Исследователи из лаборатории криминалистики при Чикагском университете пришли к аналогичному выводу: текстовые сообщения значительно снижают вероятность нарушений[161].

Однако постоянная слежка за людьми, над которыми тяготеет обвинение в преступлении, и риск попасть в тюрьму за незначительные нарушения правил – все это ненамного лучше тюрьмы. Конечно, есть закоренелые преступники, их