Давид Сасунский - Наири Егиазарович Зарьян

Джалали в смущении опустил голову.

— А теперь выводи его! — обращаясь к Хандут-хатун, молвил Давид.

— Ты что ж это, хочешь, чтобы конь твой меня убил? — сказала Хандут-хатун.

— Нет, Хандут, — отвечал Давид. — Конь думал, что ты мне чужая. Теперь он тебя не тронет. Выводи.

Подошла Хандут, взяла Джалали за гриву и вывела во двор. Конь не противился. Она оседлала его.

Давид затянул подпруги, поцеловал коня в лоб, сказал: «Хлеб, вино, вездесущий господь!» — вскочил в седло, перемахнул через стену и помчался в бой.

Осадил коня Давид на высоком холме, смотрит: сколько в море песку, столько в поле войска; сколько в лесу деревьев, столько в поле шатров.

«По обычаю предков моих, я должен предупредить врага, а потом уже нападать», — напомнил себе Давид и громким голосом заговорил:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Кто спит — скорее проснись-пробудись,

⠀⠀ Гей-гей, скорей пробудись!

Кто встал — скорее коня седлай,

⠀⠀ Гей-гей, скорее седлай!

Кто оседлал — на коня, на коня,

⠀⠀ Гей-гей, на коня, на коня!

Я никому не позволю болтать,

Будто Давид подкрался, как тать.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Голос Давида, как гром, прокатился по горам и ущельям и донесся до войска семи царей. Пробудилось войско, забушевало, как море, сомкнутой стало стеной.

— С нами бог долины Леранской! — воскликнул Давид, врезался в ряды вражьего войска, погнал его, как ветер-дракон гонит сухое перекати-поле, по всей долине крутился, направо и налево рубил, крушил, крошил, мертвыми телами, точно скошенной травой, всю Капуткохскую равнину устлал. Хлынули реки крови и унесли тела.

Царь Шапух издали увидел Давида, взвыл от бешенства и метнул в него трехсотпудовую палицу. Давид поймал ее на лету и с размаху метнул в супостата. Палица ударилась о Шапуха, сшибла его с коня, череп ему размозжила и на семь кангунов в землю ушла.

Царь оханский и царь тоханский стояли возле Шапуха. Как увидели они это грозное чудо, поворотили коней — и наутек. Давид устремился за ними в погоню. Войско не переводя дыхания следило, чем кончится эта погоня. Пыль столбом поднялась, небо затмила. Солнца не было видно. В пыльной мгле сверкал лишь Давидов меч-молния да сыпались искры из-под подков Джалали.

Давид беглецов догнал, обоим головы отрубил, насадил их на копье и швырнул перепуганным насмерть воинам.

— Берите свою добычу и идите домой! — сказал он.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Половина вражьего войска была разгромлена, осталась еще половина.

Давид убил трех царей, четыре осталось.

Стали цари между собой совет держать.

— Как же нам быть? — говорили они. — Давид непобедим.

Бап-френки сказал:

— В старинных книгах написано, что Давид погибнет от руки сородича своего. Пусть кто-нибудь из нас съездит в Сасун и подговорит кого-либо из тамошних пахлеванов Давида убить.

Поехал в Сасун царь алепский и сказал Горлану Огану:

— Помоги нам, Оган, умоляю тебя! Из Туранской земли пришел удалой пахлеван и перебил все наше войско. Мы слыхали, что у вас в Сасуне много смельчаков. Пошлите одного из них — пусть он убьет нашего недруга. А мы (вам за это семь больших городов отдадим.

Горлан Оган, ничего не подозревая, обратился к Пачкуну Верго:

— Верго! Давай пошлем им в помощь Парой-Астхика, а за это семь городов себе возьмем, присоединим к Сасунской земле.

Парон-Астхик, сын Пачкуна Верго, был могучий и доблестный пахлеван. Вскочил он на боевого коня, булатным мечом опоясался и стрелой полетел на поле боя.

Давид пришел к Хандут-хатун и сказал:

— Хандут! Завтра я на бой пойду.

— Ты устал, Давид, — сказала Хандут-хатун. — Не ходи на бой. Я вместо тебя пойду.

— Нет, Хандут, я тебя не пущу! — сказал он. — Я пойду на бой. Но поклянись мне, что из дому ты не выйдешь, двери не отворишь, окна не отворишь и не взглянешь на бой.

— Пусть будет по-твоему, — сказала Хандут-хатун. — Я двери и окна закрою, дома посижу, рукодельем займусь.

На заре Давид снова ринулся в бой.

До полудня сражался он с Парон-Астхиком. Давид узнал своего родственника, а тот его не узнал. Давид бил шутя, Парон-Астхик бил изо всей мочи.

Внезапно отблеск меча проник в покой Хандут-хатун.

«Что это? Никак не пойму, — сказала она себе. — Ведь сейчас не ночь, лунный свет проникнуть в комнату не может, и туч на небе нет, молнии сверкнуть неоткуда. Что же это за луч играет у меня в комнате?»

Не утерпела Хандут-хатун, встала, раскрыла окно. Смотрит: могучий всадник на лихом коне кружит, над головою Давида булатным мечом машет — искры так и сыплются. Хандут была умница, грамоте хорошо знала. В старинных книгах ей довелось прочесть, что Давид погибнет от руки сородича своего, и тут она догадалась, что это двоюродный брат Давида машет у него над головою мечом. Заметила Хандут, что Давид бьет шутя, а Парон-Астхик — изо всей силы-мочи, что для него это бой не на жизнь, а на смерть. Взяла Хандут-хатун саз и запела:

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Парон-Астхик, остановись!

Тебе кричу: остановись!

Осыпан искрами Давид,

Спалишь Давида ты огнем —

То счастье все мое горит.

Схоронишь ты Хандут живьем.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Услыхал Давид голос Хандут.

— Ох-ох-ох! — воскликнул он. — Вот она, женская стойкость! Я знал, что ты дома не усидишь.

Как скоро Давид удостоверился, что двоюродный брат и впрямь хочет его убить, ударил он его мечом-молнией, коня его рассек пополам, а самого Парой-Астхика опрокинул.

Парон-Астхик издал предсмертный стон:

— Ах!.. Я пал от руки своего родича.

— Ой, ослепни мои глаза! — вскричал Давид. — Убил я своего двоюродного брата! В Сасуне есть старинный обычай: когда кто-нибудь из нашего рода умирает, он должен положить голову на колени к родственнику своему и тогда уже душу богу отдать.

Соскочил Давид с коня и положил голову родича к себе на колени. Парон-Астхик притих, потом захрипел и испустил дух.

Увидел Давид, что Парон-Астхик отошел, и в то же мгновенье без чувств упал на его неподвижное тело. Враги бросились на Давида. Но Конек Джалали грозно кружил вокруг своего хозяина и не подпускал к Давиду врагов.

Наконец Давид очнулся, тотчас вскочил на коня и напал на врагов. Враги в ужасе разбежались.

— Не бегите! — крикнул им вслед Давид. — Скажите мне только, где ваш царь, и я вас не трону.

Войско остановилось.

— Наш царь Бап-френки удрал, — отвечали беглецы, — ускакал на запад, в свой город.

Давид примчался