Все нечестные святые - Мэгги Стивотер

А теперь она определенно угодила в неприятности.

Едва грузовик медленно въехал в Бичо Раро – с выключенными фарами ради соблюдения секретности, – и тихо припарковался, из темноты перед ним точно призраки стали появляться темные фигуры. Навстречу Беатрис, Хоакину и Питу вышли все члены семьи Сория. До этой ночи Беатрис никогда не видела у них таких лиц, даже когда они смотрели на сообщение Даниэля, адресованное Марисите. Девушка сразу же поняла, что речь пойдет вовсе не о том, как рискованно устраивать подпольную радиостанцию. У них был строгий запрет, и его нарушение влекло весьма ощутимые последствия, а Хоакин и Беатрис балансировали на тонкой грани этого табу.

– Ты нас ненавидишь? – спросила Роза. Она поверила в то, что Хоакин нарушил запрет в тот самый миг, когда он вслух читал письма сестер, и теперь плакала от страха и облегчения, увидев, что сын цел, невредим и никак не изменился. Да, он ослушался, зато не канул во тьму. – Почему тебе вздумалось играть с такими вещами, Хоакин, как будто это пустяки? И это в то время, когда Даниэль потерял всё по той же самой причине!

Хоакин прирос к месту. До сего момента его переполнял восторг после отлично проведенного шоу. Он считал нынешнюю передачу удачной, еще когда писал сценарий, а с поправками Тони всё стало еще лучше; ему нравилась нынешняя передача, когда он ее записывал, а когда услышал свои слова в радиоэфире, то счел сегодняшнюю программу просто отличной и не ошибся. Щеки его до сих пор горели счастливым румянцем, как бывает с человеком, успешно осуществившим свою задумку и знающим об этом. Сегодня случилось его личное чудо, и Хоакин был опьянен этой волнующей святостью. Всю дорогу до Бичо Раро восторг и чувство, что он всё сделал правильно, не давали ему думать ни о чем другом.

Поэтому, услышав такое обвинение, Хоакин просто не знал, что сказать. Слишком велика оказалась пропасть между обвинением и его самоощущением.

– А ты! – набросилась Антония на Пита. – Я тебе доверяла, думала, ты уважаешь мою семью. А ты в благодарность подвергаешь нас всех такой опасности, как будто мы для тебя пустое место!

Этот выпад поразил Пита в самое сердце, ибо всё сказанное Антонией было правдой, и хорошее, и плохое. Именно Пит целый день носил послания от Тони Хоакину и наоборот. Именно он руководил пилигримами, уговорив их написать письма. Именно он вбил в землю столбы и помог Беатрис поднять наверх антенну побольше. С самого первого дня своего пребывания в Бичо Раро Пит знал, что Сория не общаются с пилигримами, и всё же позволил использовать себя – радостно и с восторгом! – в качестве средства коммуникации между двумя этими полюсами. Он виновен не меньше кузенов.

– Я хочу, чтобы ты уехал с первыми лучами солнца, – потребовала Антония. – Это неприемлемо. Разве я могу впредь тебе доверять?

Беатрис больше не могла видеть выражение лица Хоакина и не могла вынести изгнания Пита. Она заявила:

– Это была моя идея.

– Но почему, Беатрис? – воскликнула Джудит.

– Обдуманный риск, – продолжала Беатрис, заранее зная, как семья воспримет ее слова. Решение Даниэля тоже подпадало под определение «обдуманный риск», и где теперь Даниэль? – Мы подумали, что должен быть какой-то лучший выход.

– А если бы на вас пала тьма? – проговорил Франсиско, и девушка моментально поняла: отец страшно сердит, раз говорит, а не свистит. – Что, если бы тьма пала на тебя в пустыне, пока ты ставила этот твой секретный эксперимент, пошла на обдуманный риск? Что если бы Джудит отправилась тебя искать и тоже подпала под воздействие тьмы? А потом твоя мать отправилась бы тебя искать, и тьма поразила бы и ее тоже, и так далее, и так далее? Ты не просчитала такой вариант развития событий?

Беатрис ничего не сказала. Она размышляла о возможных последствиях, но не в таком ключе. В ту первую ночь, когда Марисита давала интервью, она предложила Хоакину уйти, если тот боится, потому что понимала: риск велик. Если бы она навлекла на себя тьму, то поступила бы в точности как Даниэль: ушла бы в пустыню и сделала бы всё, чтобы ее не нашли. Она отлично решала сложные задачки и не сомневалась, что при необходимости легко смогла бы запутать следы. Джудит ни за что бы ее не нашла. Беатрис обдумала, стоит ли высказывать всё это вслух, рассудила, что никакой пользы это не принесет, и промолчала.

– Как ты можешь не верить в запрет после случившегося с Даниэлем? – воскликнула Антония.

По правде говоря, Беатрис верила в опасность, но не верила в запрет. Она обдумала, стоит ли высказывать это вслух, и, решив, что это совершенно бессмысленно, промолчала. Беатрис полагала, что, поступая так, исправит ситуацию, однако любой, кто хоть раз пробовал спорить с упорно молчащим оппонентом, знает, что молчание порой выводит из себя похлеще любых возражений.

Так и случилось со старшими Сория и Беатрис. Члены семьи всё больше раздражались и всё активнее забрасывали обоих кузенов упреками, а Беатрис просто слушала. Чем больше она слушала, тем сильнее ее родные распалялись; чем больше они сердились, тем сильнее в душе Беатрис крепла уверенность в том, что она никак не сможет убедить их в правильности своих решений. Она не знала, как извиниться за то, что, пойдя на обдуманный риск, она нарушила правило, ибо хоть и понимала гнев родных, ничуть не сожалела о содеянном. Она поняла лишь одно: ни в коем случае нельзя рассказывать родным правду, чтобы не разозлить их еще больше.

– Неужели вы не хотите всё изменить? – проговорил наконец Хоакин. Ему было всего шестнадцать, но в этот миг он был Хоакином, которым ему суждено было стать, а не тем, каким был до сих пор. Он был человеком, который в будущем отправится в большой город и станет Дьябло Дьябло, голосом-проводником для блуждающих во тьме пилигримов. – Мы прячемся в своих домах, стоит нам только завидеть пилигрима, и так всю жизнь! Мы видим их страдания и ничего не говорим! Мы чувствуем запах еды, которую приготовила Марисита, но боимся даже сказать ей, что блюда пахнут восхитительно! Мы умираем от голода! Умираем от… от всего, потому что боимся есть! Посмотрите на нас, мы все стоим здесь из-за страха перед паломниками. Вы же поэтому здесь, верно? От страха!

– А где твой кузен Даниэль, Хоакин? – требовательно спросила Роза. С самого детства она называла сына не иначе как «Кино», и теперь, услышав из ее уст свое настоящее имя, Хоакин содрогнулся, хотя при других обстоятельствах запрыгал бы от радости. – Мы боимся не потому, что мы трусы.

Антония сказала:

– Думаешь, мы любим Даниэля меньше тебя? Он наш сын. Наш святой.

Все члены семьи Сория испытывали не меньшую скорбь, чем та, что прозвучала в голосе Антонии.

– Мы думали… – пробормотал Хоакин и запнулся. Он никак не мог сейчас проявить спокойствие и невозмутимость. – Беатрис, скажи им.

Беатрис сказала:

– Мы считаем, что радио – другое дело. Состояние Дженни улучшилось, после того как она вчера послушала радио, теперь она может говорить стихами. Сегодняшняя передача предназначалась близнецам. Если под воздействием радио сестры изменятся, а с нами после этого ничего не случится, значит, мы нашли способ помогать пилигримам, не навлекая на себя беду. Мы могли бы помогать паломникам двигаться вперед, чтобы они больше не наводняли Бичо Раро.