Билет: «Земля – Нордейл» - Вероника Мелан

– То есть, сегодня прогулка с минутным касанием ладоней, завтра с двухминутным, через неделю ты обнимешь меня во сне. А еще через две, может быть…

Теперь он смотрел, прищурившись, с насмешкой, и слова «случится поцелуй» я заменила на:

– …закинешь на меня и ногу?

– Инга, – послышалось странным тоном с ноткой предупреждения.

Что, Инга? У меня крыша едет со скоростью метр в минуту, я ничего не вижу в этих стенах, кроме собственного мужчины. И оттого эмоции несдержанны.

– Слишком долго…

– Для твоего же блага.

«А оно мне нужно, это благо?»

– Я тебя хочу, – заявила я прямо, успела увидеть эротическую тень в глазах (первый барьер сдержанности пройден?), а следом его фраза.

– Раз так, иди в спальню, ложись, раздевайся. Буду через минуту.

Кажется, эта самая минута мне понадобилась для того, чтобы убедиться – кое-кто умеет шутить.

– Ну щас!

С меня хватит. Я резко выскочила из-за стола – нужно срочно освежиться, – направилась прочь из столовой. И услышала в спину.

– Любишь штормы в десять баллов?

– А ты, я смотрю, приверженец спокойных вод.

– Вернись за стол…

– Приказы тут исполняешь ты.

В этот момент я почувствовала, что перешагнула невидимую черту. И потому по широкому фойе, ведущему на улицу, я бросилась практически бегом. Пробежать успела половину, сзади послышались шаги. И непонятно было, то ли улыбаться, то ли пугаться – я никогда не видела Рида на взводе.

Он не стал догонять так, как сделал бы это обычный мужчина, не стал хватать за руку. Произнес:

– Стой!

Но только тем самым тоном, который я однажды слышала в тот момент, когда раздумывала прыгнуть с крыши. Остановилась, да, даже развернулась, в разнузданных чувствах выпалила:

– Решил перестать подчиняться чужим запретам?

И что-то случилось дистанционно: на меня хлынула волна, подчинила, заставила капитулировать, показала «кто здесь хозяин». Никакой боли, простое понимание, что черту переходить не стоит, что я играю с рычагом-переключателем высокого вольтажа. Тело стало вялым, почти безвольным, хуже, что и разум тоже. Подкосились ноги, согнулись, как истончившиеся проволоки.

Рид поставил меня на колени без слов. И я в жизни бы ему об этом не сказала, но какая-то очень скрытая часть меня взвизгнула от восторга. Да, во мне всегда жила Инга, которая желала, чтобы мужчина так умел, умел затыкать за пояс, если женщина переходит черту, если не умеет сдерживаться. Чтобы без слов, без боли, одним взглядом. Раньше я не думала, что подобное возможно, а Даг еще удивлялся, зачем мне нужен «этот робот»? Теперь я стояла перед ним, испытывая вовсе не унижение, но чрезвычайную мощь, удерживающую меня же саму от пересечения опасной грани.

Рид опустился рядом на корточки, поднял мое лицо за подбородок. Не попросил перед ним извиниться, вообще ничего не сказал, но посмотрел так, что стало понятно – он не мальчик на веревочках, не марионетка. И чужие приказы он слушает лишь в том случае, если они созвучны с его собственным мнением. И что мне желательно это понять сейчас.

Я же ощущала полную внутри согласованность. Даже нежность оттого, что он все сделал мягко, что не стал прибегать к людским ссорам, повышению голоса, что сумел донести все молча. И черт меня подери за неуместные эмоции, восторг от его силы.

– Поднимись, – спокойный жест-прощение, вернувший в меня прежние силы и чувствительность.

Неужели его не пронять? Я рядом с тем, чье кольцо у меня на пальце, и я не могу этого человека коснуться.

– Я буду тебя провоцировать и дальше, – сообщила прямо.

Только сейчас заметила, что не так он на самом деле спокоен, как мне казалось. Что Рида где-то внутри искрит не меньше, чем меня.

– Если ты сейчас опять скажешь… – взвилась прежде, чем он собрался вернуться в столовую.

– Условия мне ставить будешь?

О, с ним было очень сладко и очень опасно играть.

– Если ты меня не поцелуешь…

– Похоже, ты любишь штормы больше, чем думаешь.

– Только попробуй уйти…

«И что?»

Взгляд с едва заметной прохладцей и жаром на дне.

Я едва ли представляла, что такое Комиссионер. На самом деле. Это же человек другой логики, другого мышления, другого уклада. С иным уровнем контроля, и такого, наверное, не пробить. Но куда девать мою жажду к нему, мой голод, который сводит с ума?

– Значит, правильно о вас говорят, – не удержалась, – о том, что вы роботы. Не чувствуете, не едите и спите стоя, подключенные к розетке!

И его защитный барьер – тот самый, который желал беречь меня во что бы то ни стало, – спал.

– Любишь высокое напряжение? – спросил Рид тихо, когда оттеснил к ближайшей стене, когда положил руку на ключицу. Спокойно положил, близко к шее, пальцы сжал совсем немного. И я бы ответила «обожаю», если бы вдруг не ощутила все то, что нам запретили ощущать – полный снос мозга от близости друг к другу.

– Думаешь, я тебя не хочу? – спросил он прежде, чем поцеловать. И поцелуй этот вынес из меня остатки логики и мыслей, превратил мозг в тряпку. Я лишь чувствовала, что хочу Рида так сильно, как никого и никогда. Что меня уже вынесло на иную орбиту, что каждую клетку тела искрит, что все распорки разошлись. Ощущений масса – лавина, океан, – но мне мало. Я вдруг подумала, что хочу продолжения, даже если умру от счастья под ним. Дурацкая мысль, но отражающая мою действительность. Инга-наркоманка, Инга-желе – вот как я себя ощущала под его губами. Лишь бы только он не останавливался, и плевать, что опять не держат ноги, что я становлюсь неспособна соображать. Хочу и дальше гладить эти волосы, эту шею, хочу нырнуть в это безумие, которым грозит нам слияние. Процесс нашего симбиоза не завершен и никогда не будет завершен до момента, пока Рид не погрузит себя в меня целиком. И речь не только об органе.

Он разорвал наш поцелуй мягко, неохотно, а я только теперь заметила, что под моими пальцами действительно искрит. Мягко и неощутимо, но касания вызывают голубые разводы под подушечками на его коже.

– Не уходи, не оставляй сейчас… только не так…

Я впервые просила, умоляла мужчину о чем-то. Признавала свое полное поражение на всех фронтах.

Рид гладил меня по лицу, и от его близости, оттого, что защитный барьер спал, действительно штормило так, что еще чуть-чуть, и слабость.

– Не хочу повредить тебя.

– Моя голова повредится, если ты уйдешь.

– Тебе будет… меня слишком, Инга.

Я хотела это «слишком», хотела находиться на грани, потому что эта самая грань заставляла чувствовать меня остро.