Сеньор Виво и наркобарон - Луи де Берньер

Но все это не забавляло Дионисио, как позабавило бы прежде, не внушало мысли, что он утратил независимость, и ни на секунду не вызывало чувства вины.

По прошествии времени женщины, решившие остаться в Ипасуэно, те, что разъехались по домам искать мужей, и те, что отправились с Дионисио и Аурелио в Кочадебахо де лос Гатос, произвели на свет двадцать девять чад. Шестнадцать детей станут женщинами с необычным именем Аника. Тринадцать – коренастыми, точно индейцы, мужчинами с поразительно голубыми глазами графа Помпейо Ксавьера де Эстремадуры. Все мальчики будут носить на шее наследственный отпечаток веревки и шестисантиметровый рубец от ножа.

– Как твое имя? – спросил Дионисио.

– Лазаро, господин.

Дионисио удивился и не сразу понял.

– Как твое настоящее имя?

– Прокопио, господин.

– Пойдем со мной, Прокопио, – Дионисио нагнулся и поддержал Лазаро за локоть, помогая встать.

Услышав, как Дионисио спрашивает у Лазаро подлинное имя, зеваки в толпе тотчас сообразили, что затевается чудо – иначе для чего подлинное имя узнавать? Они уже было пристроились, но Дионисио оглянулся и раздраженно сказал:

– Рог el amor de Dios,[48]идите своей дорогой и оставьте нас в покое.

Зевакам вдруг показалось, что ягуары сегодня уж больно свирепы на вид и, если не послушаться, Дионисио Виво, чего доброго, сделает так, что все на фиг облысеют. Толпа остановилась и мрачно проводила взглядом уходящую пару.

В больнице медсестра с одного взгляда определила, что за болезнь у Лазаро. Эта женщина, неотзывчивая, уродливая, мрачная и волосатая, в деле своем тем не менее разбиралась и знала, где свериться, если ее диагноз ошибочен. Заглянув в «Руководство для среднего медицинского персонала по характерным диагнозам», она исключила пахидермопериостоз, малоберцовую мышечную атрофию, лейшманиоз, гранулему, эритему, саркому Капоши, саркоидоз, третичный сифилис, слизистый отек и все остальное, что приходило в голову. Проверка привела к однозначному выводу.

– Это лепроматозная проказа, – объявила сестра.

Она взяла соскобы слизистой, провела кожную биопсию, биопсию нерва, тест на гистамин, анализ потовых выделений и, к своему изумлению, обнаружила, что имевшиеся в огромном количестве бациллы мертвы. Сестра оторвалась от микроскопа и сказала:

– То ли вас уже вылечили, то ли это какая-то ремиссия. Другого объяснения нет.

Лазаро ничуть не удивился:

– Я знаю, – сказал он. – Это сделал колдун Аурелио. Но я хочу быть таким, как прежде. Хочу выглядеть, как человек, хочу любить женщину.

Сестра нахмурилась, потерла висок, и сострадание вдруг пробило себе дорогу в душу, на секунду ее осветив.

– Что ж, – безропотно улыбнулась она, – груди можно удалить, лицо исправить с помощью пластической операции, почти все можно, а что касается… этой штуки… тут помогут инъекции тестостерона. Только, должна сказать, в нашей стране таких возможностей нет. Придется отправлять вас в Соединенные Штаты или в Англию и выложить за это огромную сумму. Вам такое не по карману.

Лазаро огорченно опустил голову.

– Я не могу таким оставаться, – сказал он и повернулся к Дионисио: – Что же мне делать? Вы разве не можете мне помочь, как Аурелио, и завершить то, что он начал?

У Дионисио мелькнула мысль, что можно организовать сбор денег по подписке или устроить благотворительную лотерею, и он ответил:

– Я подумаю, что можно сделать, но придется подождать. Нужно время.

Но у Лазаро не было сил ждать, и он решил броситься к ногам богатейшего из тех, кого он знал, и молить о милости. На следующий день он поднялся с рассветом и покинул склеп, получив благословение дона Иннокенсио, который больше всего любил молиться в алтаре, пока в мире царит покой.

Естественно, медсестра не удержалась и рассказала мужу о вылеченном прокаженном, который пришел с Дионисио Виво, а муж, конечно же, не мог не поделиться этим по строжайшему секрету со всеми знакомыми. Сотворение чуда, разумеется, приписали Дионисио, и отныне, куда бы он ни шел, его донимали недужные. Он советовал им обратиться в больницу, но они обижались и винили его в тяжелейшем грехе – бездушии. Некоторым страждущим это не мешало утверждать, что в действительности не сестра, а Дионисио вылечил их от шанкров, разноцветных выделений в причинных местах и растяжения связок, которое они полагали смертельной болезнью.

Непослушные конечности сильно затрудняли ходьбу, и Лазаро, которого поддерживала одна лишь надежда, на дорогу к имению Экобандодо потребовалось два дня. Путь был далек, временами крут. Лазаро часто останавливался, прячась под кедрами, чтобы передохнуть от немилосердно палящего солнца. Смотрел на сновавших вискачи и думал, что настанет день, когда он сможет так же свободно бегать. Он чувствовал, как шевелятся и потрескивают наэлектризованные горным воздухом волосы, и наблюдал за скорпионами, торившими тропу меж пыльных бурунов. Раз, услышав в отдалении музыку явари, Лазаро понял, что где-то поблизости индейцы, – это они извлекают жутковатые звуки из опущенной в олью свирели. Музыка напомнила о красоте, и Лазаро подумал, что однажды станет красив. Порой он останавливался возле аляповатых знаков на обочине, напоминавших, что кто-то здесь погиб в автокатастрофе, и жалел несчастного – ему-то самому предстояло восстать из мертвых.

Ковыляя все дальше, Лазаро упивался мечтами: когда снова будет красивым, наверное, разыщет, а потом с презрением отвергнет Раймунду. Он улыбнулся с мстительной радостью. А может, простить ее, заключить в объятия, а потом предаться любви в хижине на сваях? Как романтично! Лазаро заулыбался при мысли, что вновь испытает забытое блаженство. Интересно, Раймунда, наверное, постарела, толстая теперь и некрасивая? Так он найдет себе молодую невесту. А если Раймунда уже вышла за кого-то? Он ее отвоюет, они убегут от ее мужа и спрячутся в лесу. Сколько же сейчас малышам? Лазаро понял, что не имеет представления, сколько времени прошло, даже не знает, сколько ему лет. Тридцать? Шестьдесят? Его выбросило из жизни и из времени. И вот после долгой тьмы его история начнется заново. Мысль о возвращении в мир была приятна. Прощай, сумеречное царство почти мертвых!

Лазаро переночевал на плоскогорье в зарослях ковыля, завернувшись в расшитую сутану; ему грезилось, что скоро придет день, когда он встретится с погонщиком каравана мулов, посмотрит на него открыто, не прячась под капюшоном, и скажет: «Добрый день», – а погонщик кивнет дружески и ответит: «Здравствуй, как дела?» – и они по-приятельски заговорят о погоде, как обычные люди. Несколько раз он просыпался от холода и усмехался: вот и пригодилась бесчувственность рук и ног, а потом снова засыпал, окунаясь в тепло, что подобно прощению, очищению или курящейся лучине священного дерева, и устремлялся в новый мир будущего, в котором люди кивнут и скажут «добрый день». Как это будет прекрасно! И Раймунда опять его полюбит. Несомненно.