Марсиане - Ким Стэнли Робинсон

– Спасибо, что поймал меня, когда спускались из Девятого лагеря, – говорит она, когда он уже собирается уйти. Она выглядит расстроенной. – Ты среагировал просто ужас как быстро. Если бы я тогда упала на левую сторону, было бы адски больно.

– Я рад, что смог помочь, – отвечает Роджер. И, уже уходя, добавляет: – Мне нравится, как ты здорово держишься.

Френсис корчит гримасу.

На обратном пути Роджер должен разобрать перила, чтобы можно было использовать веревку для дальнейшего подъема, поэтому на Спасительном выступе он держится лишь за крюк, что находится впереди. Если бы он упал, то пролетел бы метров двадцать пять и стал бы качаться, как маятник, у грубой базальтовой стены. Он словно открывает выступ для себя заново – находит, что его гладкая поверхность в самом деле достаточно широка, чтобы по ней пройти, но все равно… ветер дует ему в спину… он один… хмурое небо грозится вывалить снег… И внезапно у него по коже начинают бегать мурашки, кислород свистит в маске, когда он его всасывает, рябая поверхность стены будто бы сияет каким-то своим внутренним светом, и весь мир расширяется все сильнее, становясь все необъятнее с каждым биением пульса, – и его легкие наполняются, наполняются, наполняются…

Вернувшись в пещеру, Роджер ничего не рассказывает о своем странном происшествии на выступе. В пещере оказываются только Айлин и Ганс – остальные переносят снаряжение в более высокие лагеря, а Дугал с Мари уже в Девятом лагере. Айлин, Ганс и Роджер загружают свои сумки – те оказываются очень тяжелыми, когда они выбираются из пещеры, – и начинают подниматься по перилам. Подниматься на жумарах по обледеневшей веревке довольно тяжело, а местами и опасно. Ветер теперь обрушивается на них чаще слева, чем сверху. Когда они добираются до Седьмого лагеря, уже становится почти темно, а Стефан и Артур уже заняли единственный шатер. В рассветных сумерках и при сильном ветре установить новый шатер оказывается делом непростым. К тому же рядом больше нет ровной поверхности – приходится ставить его на склоне и привязывать к крюкам, забитым в скалу. Ко времени, когда Айлин, Роджер и Ганс забираются в новый шатер, Роджер замерз и хочет есть и пить.

– Чертовски противно, – устало произносит он, пародируя Мари и шерпов.

Они растапливают снег и готовят тушенку, сидя в своих спальных мешках. Затем, покончив с едой, Роджер натягивает кислородную маску, настраивает ее на ночь и отключается.

На ум приходит происшествие на Спасительном выступе, и он мгновенно просыпается. Ветер лупит по туго натянутым стенам шатра, и Айлин, записывая карандашом пометки на будущий день, скользит по склону, пока ее спальный мешок не прижимается к мешку Роджера. Тот смотрит на нее – на ее усталом, отекшем, обмороженном лице мелькает улыбка. Под глазами появляются дельты морщинок. Его ноги начинают согреваться, и он засыпает под шуршание шатра, шипение кислорода и царапанье карандаша.

Ночью снова поднимается буря.

Следующим утром они под сильным ветром убирают шатер – это дается непросто – и принимаются переносить вещи в Восьмой лагерь. На полпути между лагерями начинается снег. Роджер пытается разглядеть свои ноги сквозь проносящиеся мимо твердые сухие частицы. Скрытые в перчатках руки цепляются за ледяной жумар, скользящий вверх по обмороженной веревке. Тяжело и находить точки опоры в пыли, летящей горизонтально вдоль скалы, куда ни глянь. Вся поверхность скалы как будто превратилась в волну, несущую куда-то свои белые потоки. Ему приходится сосредотачивать все внимание на движениях рук и ног. Пальцы и там, и там сильно замерзли. Он чешет нос сквозь маску – но также ничего не чувствует. Ветер сильно толкает его, будто великан, пытающийся сбить с ног. В узких оврагах он не такой буйный, но они замечают, что взбираются по волнам лавинообразного снега, массы которого то и дело скапливаются между ними и склоном, хороня их под собой, проваливаясь между их ногами и улетая прочь. Один из таких оврагов, кажется, длится бесконечно. Роджера периодически беспокоит его нос, но еще бо́льшую тревогу вызывают текущие задачи – взбирание по веревке, удержание в точке опоры. Видимость падает до двадцати метров – они оказываются в небольшом белом пузыре, летящем влево сквозь снег. По крайней мере, так ему кажется.

В определенный момент Роджеру приходится ждать, пока Айлин и Ганс перелезут через валун, с которым в прошлый раз возникли трудности у Френсис. Он отвлекается от своих мыслей и вдруг понимает, что шансы на успех кардинально упали, изменился и характер подъема. С малым количеством припасов, идущие по неизвестному маршруту, да еще и в плохую погоду – Роджер задумывается, как справится с этим Айлин. Она водила экспедиции и прежде, но ведь в этом деле многое зависит от случая…

Она проходит мимо него уверенно, сбивает лед с веревки, смахивает снежную пыль с вершины валуна. Подтягивается и преодолевает его одним плавным движением. Стоя на пронизывающем ветру, Роджер наблюдает, как Ганс повторяет то же действие – но прорезает многослойный верхний костюм, плотный нижний, свою кожу… Убирает онемевшей рукой пыль с очков и подтягивается за остальными.

Невзирая на весну, совсем зимний метеоциклон движется над Олимпом, притягивая южные ветры и создавая устойчивые штормовые условия на южной и восточной частях уступа. Снег идет временами, ветер не стихает. Бо́льшую часть недели семеро альпинистов, оставшихся на скале, борются с ненастьем.

Во время одного из закатных радиосеансов удается связаться с Френсис и шерпами – те уже дошли до Базового лагеря. Из-за песка, что обильно содержится в марсианском снеге, их голоса прерываются помехами, но суть сообщения ясна: они уже внизу, в безопасности и спускаются в Александрию, чтобы вылечить Френсис. Роджер замечает на лице Айлин искреннее облегчение и понимает, что ее молчание последних пары дней было вызвано тревогой. Сейчас она, удовлетворенная, бодрым уверенным голосом раздает оставшимся путникам распоряжения на следующий день.

В лагерь прибывают ночью – замерзшие и такие уставшие, что едва стоят на ногах. Выкладывают огромные тяжелые сумки на множественные выступы и в ниши, которые и служат в этот раз лагерем. Руки трясутся от голода. Лагерь-Тринадцатый, если Роджер не сбился со счета, – располагается в седле между двумя хребтами, нависающими над глубокой извилистой расщелиной.

– Прямо как Дьяволова кухня на Бен-Невисе [34], – замечает Артур, когда они заходят наконец в шатер. Он с аппетитом уплетает ужин.

Роджер, весь дрожа, держит руки в паре сантиметров над сияющей конфоркой. Переходить из режима подъема в режим шатра – дело непростое, и сегодня Роджеру это не слишком удается. На этой высоте, при таком ветре холод становится для них самой серьезной проблемой.

Когда верхние рукавицы сняты, все нужно делать очень быстро, чтобы защищенные руки не оставались чересчур долго в одних лишь легких перчатках. Даже если остальное тело согревается при физических нагрузках, кончики пальцев мерзнут, когда приходится много соприкасаться с холодными поверхностями. И все же многие действия в лагере возможно совершить только сняв рукавицы. Следствием этого часто бывает поверхностное обморожение, отчего пальцы становятся уязвимыми, и тогда не то что взбираться по скале, а и застегнуть одежду оказывается задачей весьма болезненной. Возникающие при этом волдыри убивают кожу, образуя на ней черные пятна, которые сходят лишь спустя неделю, а то и больше. И сидя сейчас в своих шатрах вокруг румяного света печи, угрюмо наблюдая, как готовится еда, они видят лица друг друга – все в пятнах на щеках или на носу: черная кожа шелушится и новая, ярко-розовая, показывается под ней.