Самые страшные каникулы - Елена Арсеньева

Да уж, чего здесь только не продавали! Велосипеды, разнообразные запчасти, одежду и обувь, постельное белье, скатерти и салфетки, кухонную утварь, столовые приборы, фаянсовую и фарфоровую посуду. На траве стояла разнокалиберная мебель. Вещи были и очень старые, и еще новые. Имелись здесь и керосиновые лампы, и подсвечники, метлы и совки, медные котелки, чугунные котлы, деревянные лавки и маленькие детские стульчики с покосившимися ножками и провалившимися сиденьями, прялки, лоскутные одеяла, старинное ручное кружево, пожелтевшее и истончившееся от времени, кованые решетки и экраны для каминов, подставки для дров, кочерги и даже какая-то чугунная штука в форме сердца, с деревянными ручками, про которую Лиза сказала, что это каминные щипцы.

Таня возразила:

— Это грелка, которой в старину согревали постель.

Лиза засмеялась:

— Такой грелкой можно не согреть, а поджарить человека. И заодно постель поджечь!

Сестры немедленно поссорились и побежали к отцу выяснять, кто прав, а Юля продолжала бродить по рядам.

Кругом продавалось очень много игрушек, и почти новых, и совсем старых: линялых плюшевых мишек и зайцев, каких-то облезлых, облысевших кукол с оторванными руками и ногами. Отдельные части кукольных тел здесь тоже имелись. Все старье было горой свалено на небольшой деревянной тачке об одном деревянном колесе.

Хозяин, похоже, оставил всякую надежду продать это барахло и не обращал на него никакого внимания: знай болтал с соседями. Да старые игрушки и не интересовали почти никого, кроме двух каких-то детей, мальчика и девочки, которые с упоением рылись в тележке.

Дети были одеты очень бедно: в ужасные пальтишки и грубые башмаки. И это несмотря на жарищу! Кроме того, у мальчика одна рука была короче другой, а девочка сильно хромала. Какие-то больные и нищие…

А может, они были немножко не в себе? Ненормальные? Иначе почему они из всего множества игрушек выбрали только пускатель для мыльных пузырей (здесь их называют суфляж [6]) в виде лягушки, да и то с отломанным резервуаром? С помощью этой лягушки, конечно, невозможно было выдуть ни одного пузыря.

Девочка сунула суфляж в карман пальтишка, и дети потихоньку заковыляли прочь. Они не заплатили — и явно не собирались это делать!

И вдруг девочка повернула свою кудрявую голову и встретилась с Юлей глазами.

У нее были какие-то очень мутные глаза, как будто бельмами затянутые.

Она толкнула в бок мальчика, и тот взглянул на Юлю из-под козырька своей низко надвинутой кепки.

У него были такие же белесые глаза.

Господи, ну ужас, они еще и полуслепые, эти бедолаги! Смотреть на них неприятно, даже страшновато, но все равно очень жалко их.

«Странно, — подумала Юля, — такое ощущение, что я их где-то уже видела, этих детей…»

Тем временем мальчик и девочка скрылись в рощице, а хозяин игрушек будто и не заметил ничего. Наверное, решил, что это жестоко — брать деньги с нищих за сломанную игрушку. Однако когда какая-то женщина захотела купить подешевле выцветшую скатерть, он торговался с пеной у рта!

Впрочем, тут все торговались — азартно, до хрипоты, пытаясь сбавить и без того смехотворные цены и очень радуясь, когда это удавалось. Это напоминало игру. В нее с одинаковым удовольствием играли все — продавцы и покупатели, взрослые и дети. Они рылись в вещах, обнаруживая новые и новые сокровища, постепенно набивая нужными и ненужными вещами свои сумки и багажники автомобилей.

Юля купила маме хорошенькое серебряное колечко всего за пятьдесят сантимов и красивый старинный наперсток, тоже серебряный, за один евро, себе — двух смешных собачек из набора игрушек под названием «Пет шоп» (в нее все девчонки во Франции обожают играть!) за евро и бразильский плетеный бисерный браслетик, ужасно модный, за пятьдесят сантимов, хотя в магазине она видела такие за пять евро!

— Это оказалась не грелка и не щипцы, — раздался голос Лизы. Сестры уже помирились и явились, сцепившись под ручку. — Это такой специальный совок для переноски углей из камина в чугунные утюги и ножные грелки. Представляешь?

— Нет, — честно призналась Юля. — Ну ладно, чугунные утюги я в музее видела. А что такое ножные грелки?

— Сама не знаю, — пожала плечами Лиза. — Но раз папа говорит, значит, они были. Небось во времена красотки Мирабель, а то и еще раньше.

— Лиз, смотри, здесь такие же флакончики продают, какие папа в конюшне нашел, — сказала вдруг Таня и потащила сестру к лотку, на котором лежали старые-престарые, пыльные медицинские железяки, щипцы-ланцеты-пинцеты-скальпели, или как их там, упаковки пластырей, таблеток, срок годности которых окончился, наверное, тоже во времена красотки Мирабель, разные колбы, пробирки, медицинские штативы… Среди всего этого валялось несколько причудливых флакончиков темного стекла. Их пробки были залиты тусклым потрескавшимся сургучом.

На эти флакончики с любопытством поглядывали те же двое убогих детей, которые недавно украли лягушку.

— У вас конюшня в доме есть? — удивилась Юля. — Где она?

— Там теперь гараж, — пояснила Лиза. — Стена его была вся оплетена плющом. А это плохо: плющ вгрызается в стены и постепенно разрушает их. Мы в прошлом году чистили от плюща и дом, и ограду, и гараж, и вот из его стены вывалился камень, а там оказался металлический ящичек с такими же флакончиками. Кто их туда положил и что за флакончики, неизвестно. Пойду папе скажу, что мы нашли такие же.

Лиза с Таней подбежали к отцу, который неподалеку с небрежным видом торговался за дюжину бело-зеленых фаянсовых глубоких тарелок — пожелтевших от времени, с потускневшим рисунком, но все равно очень красивых.

Вот он отдал деньги, поднял обеими руками стопу тарелок и направился было к парковке, но тут набежали девочки и стали ему что-то говорить.

Отец с любопытством оглянулся и пошел вслед за Лизой и Таней к торговцу лекарствами.

— Бонжур, мсье, — сказал он приветливо. — Дочки говорят, что у вас есть какие-то странные флаконы…

— Конечно, конечно, — оживился торговец, который до этого уныло подремывал в шезлонге: его просроченный товар совершенно не пользовался спросом. — Мой дед рассказывал, что нашел их в лесу, в обломках то ли машины, то ли мотоцикла — давно, еще во время войны. Они у нас валялись, пока я не решил их на вид-гренье вынести. Вдруг найдется понимающий человек? Я ведь даже не знаю, что в этих флаконах…

Он удивленно огляделся:

— Да где же они?

Юля повернулась к лотку. Флаконов не было.

— Ой, — сказала Лиза, — вот честно, пап, они только что тут лежали. Тань, ты видела?

— Конечно, — кивнула сестра. — Но я не видела, куда они делись…

— Ничего не понимаю! — озадаченно воскликнул продавец. — Только что были здесь. Никто к лотку вроде не подходил. Верно, мадемуазель? — обратился он к Юле.