Нечто чудесное - Джудит Макнот

– На том же балу вы спросили, любил ли Джордан балет, чемужасно позабавили всех гостей, прекрасно осведомленных, что балерина ЭлизГрандо была его содержанкой до самого последнего дня. Алекс, по пути накорабль, когда вы остановились в Лондоне, он отправился к ней. Люди видели, какДжордан покидал ее дом. Именно она распространяет слухи о том, будто он сказал,что его женитьба была вынужденным неудобством.

Александра вскочила с кресла и, зажмурившись, затряслаголовой.

– Вы ошибаетесь. Я вам не верю. Он говорил про какое-тоделовое свидание. Джордан никогда бы…

– Он поступал так, как пожелает, ни с кем не считаясь, чертвозьми! Знаете ли вы, что он намеревался отвезти вас в Девон и оставить там, асам после этого вернулся бы в Лондон и продолжал бы связь с той же Элиз? Он саммне это говорил! Джордан женился на вас из чувства долга, но не желал и несобирался жить с вами как с женой. И не испытывал к вам ничего, кроме жалости.

Алекс пошатнулась, словно ее наотмашь ударили по лицу.

– Он жалел меня? – сдавленно охнула она, сгорая от стыда ибезжалостно сминая в кулаках складки платья. – Считал меня такой ничтожной?

И тут только до нее дошло, что Джордан собирался поступить сней точно так же, как ее отец со своей семьей, – жениться, спрятать вкаком-нибудь захолустье и вернуться к прежней жизни и порочным женщинам.

Тошнота подступила к горлу, и Алекс зажала рот, боясь, чтоее сейчас вырвет. Энтони, подбежав, попытался обнять ее за плечи, но Алексоттолкнула его и отступила. взирая на него с ужасом, будто считала таким жевоплощением порока, как и муж.

– Как вы могли! – выпалила она голосом, дрожащим от боли. –Как могли позволить мне скорбеть о нем и разыгрывать такую безнадежную дурочку?Как могли быть настолько беспощадны, чтобы не разубеждать, будто ондействительно был ко мне небезразличен?!

– Мы считали, что так будет лучше, – проворчала с порогавдовствующая герцогиня. Она вошла в комнату слегка прихрамывая, как всегда,когда была чем-то сильно расстроена. Но Александра, измученная до предела, необратила на это внимания.

– Я еду домой, – объявила она, пытаясь побороть смертельнуютоску, сдавившую сердце.

– Ни за что! – отрезал Энтони. – Ваша мать вернется изпутешествия только через год. Вам нельзя жить одной!

– Я не нуждаюсь ни в вашем разрешении, ни в деньгах! Пословам вашей бабушки, Хок оставил мне достаточное состояние.

– Которым я распоряжаюсь как ваш опекун, – напомнил Энтони.

– Мне ни к чему опекуны. Я со всем справлялась сама, еще счетырнадцати лет!

– Александра, выслушайте меня; – сдержанно попросил он,хватая ее за плечи и слегка встряхивая. – Я знаю, вы разгневаны и разочарованы,но не должны сбегать от нас и из Лондона, иначе случившееся будет всю жизньпреследовать вас. Вы не любили Джордана…

– Неужели? – разъяренно перебила его Александра. – В такомслучае объясните, почему я провела целый год, пытаясь стать достойной егоимени?

– Вы любили иллюзию, грезу, которую создали сами, невиннаяидеалистка…

– Добавьте – доверчивая, слепая и глупая, – прошипела Алекс.Муки униженной души требовали от нее не принимать сочувствия и утешения,предложенных Энтони.

Девушка едва слышно извинилась и бросилась в свою комнату.Только оставшись одна, она дала волю слезам. Алекс оплакивала свои наивность,легковерие, пропавший попусту год, в течение которого она трудилась доизнеможения, стремясь добиться одобрения человека, который не заслуживал имениджентльмена. Она рыдала, пока наконец собственные судорожные всхлипы не вызвалив ней презрения за слезы, растраченные понапрасну на ничтожное создание.

Вынудив себя сесть, она вытерла глаза, по-прежнему продолжаятерзаться сознанием собственной ошибки. Подумать только, в тот день в саду онасама, первая, сказала, что любит его, стоило тому разок ее поцеловать!

Мэри Эллен говорила, что джентльмены любят, когда ихвосхваляют, и Алекс, очевидно, приняла советы подруги слишком близко к сердцу!Боже, она даже посмела сравнивать Джордана с «Давидом» Микеланджело!

Стыд опалил девушку, и она громко застонала, обхватив себяруками. Однако позорные воспоминания отказывались исчезнуть. Она даже подарилаему дедушкины часы! И при этом уверяла, будто дедушка посчитал бы егоблагородным человеком! Да дедушка выгнал бы взашей этого неверного предателя,пресыщенного, скучающего аристократа!

Потом, в экипаже, она позволяла Джордану целовать себя сноваи снова… Лежала на нем, как безмозглая, опьяненная любовью распутница! А что онвыделывал с ней в постели, при ее полнейшем согласии… И после этого незадумываясь отправился к любовнице!

Вместо того чтобы пристрелить грабителя, напавшего наДжордана Таунсенда, ей следовало бы прикончить его светлость! Какойутомительной, должно быть, казалась ему ее неопытность! Неудивительно, что онне желал выслушивать ее наивные объяснения в любви!

– Сколько еще ждать? – прошептал в темноте Джордж Морган.

– Час, а потом попробуем прорваться, – коротко ответилДжордан, разминая затекшие мышцы в попытке подготовиться к предстоящему побегу.

– Ты уверен, что слышал, будто сражение с англичанами идетвсего в пятидесяти милях к югу отсюда? Совсем худо, если придется отшагатьпятьдесят миль с моей хромой ногой и дыркой в твоей.

– Всего-навсего царапина, – отозвался Джордан, имея в видурану, полученную от рук тюремщика, которого все же удалось одолеть.

Пещера, где они скрывались со вчерашнего дня, пока французыобыскивали ближайшие леса, была такой маленькой, что мужчинам пришлосьсгибаться едва ли не в три погибели.

Боль прострелила ногу Джордана, и он замер, быстро,неглубоко дыша и стараясь вызвать в памяти образ Александры. Она словно поволшебству возникла перед его глазами, и Джордан каждой частичкой своегосущества сосредоточился на ней. Он хотел представить, какой она стала, но передним стояла девушка на лесной поляне, со щенком на руках и глазами, сияющимилюбовью.

Зажмурившись, Джордан мысленно обводил пальцем контуры еелица. Боль превратилась в нечто незначительное и хотя и неотвязное, но уже кудаболее терпимое. В прошлом он не раз прибегал к этому способу, и всегда снеизменным успехом.

В начале заключения, когда длившиеся неделями пытки довелиего до грани безумия, именно мысли об Александре помогли избежать терзаний,раздиравших тело и пытавшихся пожрать разум. Он медленно, очень медленновоскрешал в памяти каждую секунду, которую провел с ней, каждую подробность ихвстреч, каждое слово, каждый жест. Он снова и снова овладевал ею в тойгостинице: раздевал, держал в объятиях, цеплялся за воспоминания о ееневероятной нежности и о том, как страстно она ему отдавалась.