Стоять до последнего - Георгий Свиридов

Отсюда, с высоты четвертого этажа, хорошо просматривалась вся улочка. Был тот редкий час, когда солнце стояло буквально над каменным ущельем и высвечивало золотистыми лучами стены домов, играло на длинных оконных стеклах. Над улицей чуть заметно подымался и сразу таял легкий пар.

Улица была оживленной. Мальчишки с ранцами лихо гоняли палками консервную банку. У подъездов многих домов стояли пожилые люди и, греясь на солнце, о чем-то беседовали. Вот на тротуаре показалось целое семейство: старый высокий мужчина, сгорбленный годами, с белой шкиперской, аккуратно подстриженной бородой, его жена, две их дочки или невестки и трое детей — два мальчика и девочка. Видно было, что семейство довольно бедное. На старике была светло-серая шляпа, такие всегда носят бедняки, когда хотят принарядиться. Он неторопливо шагал со своей женой и разговаривал с ней. Молодые женщины, чисто и небогато одетые, шли следом и тоже степенно вели беседу. Девочка и мальчик, взявшись за руки, чинно топали ножками. А мальчишка лет семи шел не по тротуару, а вдоль него по самой обочине, по мостовой. Он старался шагать точно по прямой и что-то напевал себе под нос. Марина чуть улыбнулась, вспомнив, как и она в детстве любила топать вдоль тротуара, возвращаясь из школы, стараясь четко идти по прямой.

Марине захотелось на улицу, к солнцу. В своей тесной меблированной комнате она проводила почти все время — спала, читала, шифровала донесения, думала, занималась хозяйством. Перед единственным окном, узким и остроконечным вверху, чуть сбоку стоял стол, который служил и письменным, и кухонным, и обеденным, и библиотекой. Рядом со столом стоял шифоньер, высокий и громоздкий, одна его дверца была зеркальной, в левом углу кусочек стекла был отколот и проглядывала фанера. Шифоньер некогда был красивым и блестящим, но со временем полировка потускнела и тонкий слой фанеры местами покоробился и потрескался. Шифоньер стоял в одном углу, а в другом была кухня. Там стояла двухконфорочная газовая плита, на стене — полка для посуды и провизии, здесь же находилась и овальная эмалированная раковина с водопроводным краном. Напротив окна, у задней стенки, находилась кровать, занимавшая добрую четверть комнаты. У входной двери — небольшой стенной шкаф, в котором обычно вешают верхнюю одежду. Шкаф был вделан в стену так ловко, что его не было видно, когда открывалась дверь. В шкафу Марина хранила рацию и запасные батареи.

Марина сама себе стряпала. Она знала несколько блюд, питательных и дешевых. Впрочем, ее крепкий молодой желудок переваривал все что угодно. Последние месяцы она жила почти в крайней бедности. Ей поневоле приходилось быть расчетливой. Основу ее питания составляли гороховый суп, овсянка, картофель, молоко, которого было вдоволь и оно стоило дешево. Когда же у нее выкраивались деньжата, она шла в кафе или покупала связку бананов. Обширные африканские колонии снабжали Брюссель круглый год фруктами.

Чего только нет в магазинах, глаза разбегаются. Темно-оранжевые крупные апельсины, желто-зеленые лимоны, продолговатые, как небольшие дыни, коричневые кокосовые орехи, ананасы, янтарные приплюснутые плоды манго и большие связки бананов… Всего много на прилавках магазинов, лишь покупателей мало, ибо цены на них, как говорила себе Марина, «сильно кусаются».

Но жизнь есть жизнь, и Марина, где-то прижав свой бюджет, где-то сэкономив, перебившись на хлебе и воде, смогла позволить себе перепробовать разные фрукты. Ананасы ей не очень понравились. А вот бананы пришлись по вкусу. Нежные, рассыпчатые, чем-то напоминали переспелое яблоко или сваренную картошку. Очистишь кожуру, продолговатый рожок мякоти душисто пахнет и сам тает во рту. Да и цена у бананов была не такая «кусачая»…

Бананы появлялись у Марины на обеденном столе, хотя и не часто. Марина быстро научилась понимать особенности частной торговли. Чем роскошнее магазин, тем выше цены. А рядом, за углом, в простенькой лавке те же продукты стоили дешевле. Владельцы над товаром выставляли черные грифельные дощечки и на них мелом писали цену. Можно было пройтись по городу и найти магазинчик, где бананы, например, переспели и чуть подпортились, однако пригодны к употреблению. Стоимость, естественно, таких бананов была доступной для Марины. Хозяева спешат сбыть такой товар, ибо он портится быстро. Марина привыкла именно к таким переспелым сочным сладким бананам, считала их по вкусу даже лучше тех зрелых и плотных.

В большом городе всегда много вкусных соблазнов, и трудно жить, когда в твоем кошельке лежат считанные бумажки. А женщине вдвойне тяжелее, ибо помимо всего прочего у нее перед глазами целый калейдоскоп нарядов, обуви, чулок, белья… Можно, конечно, от всего отмахиваться, дескать, сейчас не до нарядов, идет война, так сказать, просто «не замечать», проходить мимо витрин с равнодушным видом. Но глаза, особенно женские глаза, умеют все схватывать и запоминать. А потом, в своей комнате, в долгие тоскливые вечера, когда стоишь перед зеркалом, невольно попытаешься хоть мысленно прикинуть, мысленно примерить увиденное платье или блузку, вязаный жакет или пальто к своей фигуре, посмотреть, «подходит ли к лицу»…

Марина не была исключением из общего правила. Она жила одиноко, круг знакомых был очень узок, и большую часть времени проводила в четырех стенах меблированной комнаты, которую именовала «женским монастырем», и фантазия ее, конечно, не знала границ. Мысленно она все перемерила и перепробовала, знала, что ей идет и от чего непременно откажется, даже даром не возьмет и на себя не наденет.

Но даром ей никто ничего не предлагал, и, как говорится, желаемое не всегда становится действительным. Пока же за всякую мелочь Марина должна платить. Живет она весьма скромно, если не сказать бедно, однако бедность эту приходится скрывать и тянуться, чтобы одеваться прилично и выглядеть на уровне обычной бельгийской молодой женщины. Таких женщин в городе большинство. Во всем отказывая себе, экономя на крохах, тем не менее они содержат в приличном состоянии свой гардероб. Женский наряд — это не только одежда, это, если хотите знать, и паспорт ее, и визитная карточка, и «боевые доспехи»… Старинная русская пословица — «встречают по одежке…» — является самой актуальной в наши дни здесь, на Западе. Об этом Марине говорили в Москве перед поездкой в «длительную командировку», в этом ей пришлось убедиться в первые же недели жизни в Бельгии. Несмотря на оккупацию, на трудную жизнь, несмотря на всякие ограничения и перебои с товарами, женщины оставались женщинами. И Марине приходилось держаться «среднего уровня», следить за изменениями в моде, ухаживать за лицом, руками, хоть изредка наведываться в парикмахерскую и завивать волосы.

Марина доехала на трамвае до площади Порт де Намюр и там сошла. Прямо перед трамвайной остановкой возвышалось массивное серое здание. Парадный подъезд находился за углом со стороны площади. В этом здании размещалась комендатура немецких оккупационных войск. Над входом на длинном древке развевалось фашистское знамя с белым кругом посредине, и в нем жирным ядовитым пауком чернела свастика. Перед комендатурой всегда находилось много немцев, а тем более сегодня, в такой солнечный день. Группой стояли солдаты, молодые офицеры, громко разговаривали и хохотали.

Многие брюссельцы старались обходить этот дом за много кварталов, особенно после того дня, как здесь произошло покушение. Марина же, словно бросая вызов судьбе, старалась всякий раз пройти именно мимо комендатуры, гордо вскинув голову и как бы не глядя ни на кого. Но она все видела и все слышала. Немецкий-то она знала!