Браслет с Буддой - Инна Бачинская

Они заняли столик под пальмой, зарезервированный Белецким еще вчера. Ресторан «Английский клуб» считался самым престижным в городе. Здесь чувствовалась атмосфера: едва слышная инструментальная музыка, рассеянный свет музейной люстры, фарфор Mikasa с его узнаваемыми блекло-деликатными скупыми красками и сверкающее столовое серебро. Здесь заключаются «сделки века», и ни одна серьезная бумага не бывает подписана без делового ланча или ужина в «Английском клубе». Цены соответствующие.

– Выкрутился. Правда, под бо́льшие проценты, еще в феврале.

– Поверишь, старик, я несколько ночей не спал, все думал, как тебе помочь… Крутил и так и сяк, но у меня самого трудности с этим проклятым кризисом…

– Понимаю. Мы все переживаем не лучшие времена. Что слышно про убийство? Нашли его?

– Нет, насколько мне известно. Меня до сих пор тягают, задают дурацкие вопросы, суют подписать протоколы, но все реже. Тачку жалко, не передать! Не могу забыть…

– А что за женщина, не знаешь?

– Они показывали фотографии… Понятия не имею. Я не спрашивал. Да и какая, собственно, разница?

– Странная история, – заметил Житков.

– Да уж… странная. Я спать перестал, впервые в жизни принимаю снотворное. Нервы она мне попортила прилично, эта история. Не дай бог никому.

– Ты хотел о чем-то поговорить? – спросил Житков. – Чего позвал?

– Да так, Славич, ни о чем. Настроение нахлынуло, подумал, как хорошо, что мы сбежались тогда. Эд пришел… После дня рождения я его не видел, да и то заскочил всего на полчаса. Как-то пересеклись, звал к нам, да он отказался. Хорошо было, пообщались, посмеялись. Надо бы почаще. Старая дружба не ржавеет. Ты вообще как?

– Нормально. А вы с Ритой? Мне показалось, она изменилась. Не болеет?

– Рита?.. А что ей сделается? Мы все меняемся, не молодеем, болячки, лень, суета. Нет чтобы остановиться, осмотреться, отделить зерна от плевел… Ведь на что жизнь переводим, если подумать! – он вздохнул преувеличенно громко.

Житков кивнул; был он сосредоточен, говорил скупо; задерживал взгляд на лице приятеля… Присматривался, словно видел впервые.

– Детей не думаешь рожать? А чего, молодая жена… – Белецкий хохотнул. – Как у вас?

– Пока нет. Мне еще Ленку и Костю на ноги ставить. У нас… нормально.

– Как Светка? Успокоилась? Вы общаетесь?

– Иногда. Когда ей нужны деньги.

– Не жалеешь, что разбежались? Она у тебя нормальная, помню, все смеялась. Чуть скажешь что, она и покатилась. И дети хорошие. – Он помолчал. – Я по-хорошему тебе завидую, Славич… Ты не поверишь! Влюбился – и обрубил концы. Наверное, так и надо. Жесткое решение.

– Ты тоже принимал жесткие решения… Помнишь, как ты Эда опустил? – с ударением сказал Житков. – Не жалеешь? Мы были друзьями…

Белецкий задумался.

– Ты меня осуждаешь? – произнес не сразу.

Житков пожал плечами.

– Что уж теперь… Тогда осуждал. Помню, Эд черный ходил, институт бросил. Поступок не самый благородный, скажем.

– А то, что он трахнул какую-то дешевку – это как? Мне Ритку стало жалко.

– Это тебя не касалось, – заметил Житков.

– Расскажи еще про кодекс чести и мужскую дружбу. Ритка заслуживала лучшего, что он мог ей дать? Нищеброд из предместья, а корчил из себя наследного принца.

– Я думал, мы друзья.

– Друзья, конечно, никто не спорит, но надо быть реалистом. Ты же шахматист, у тебя голова варит – дай бог всякому. Ты же понимаешь, что целесообразность часто выше кодекса чести. Я любил Ритку, а Эд брал у меня ключ, говорил, не отсвечивай, Игореха, вернешься в десять, и трахал ее на моем диване. А я шлялся вокруг, подстерегал их… Видел, как они выходят, как она на нем виснет, а у него рожа довольного кота. Да у меня внутри все переворачивалось! А что бы ты сделал на моем месте? Промолчал?

– Не знаю. Я не был на твоем месте. Не жалеешь? – повторил Житков.

– Не знаю, Славич, – не сразу ответил Белецкий. – Молодой был, горячий. Ревновал, завидовал… А ведь если подумать, баб вообще навалом. Сейчас, наверное, промолчал бы. Ритка сильно переменилась, видел, какая постная физиономия? Возраст на них сказывается больше, чем на нас. Были бы дети, а так… Сидит дома, смотрит дурацкие сериалы… Даже говорить с ней не о чем. Домработница. Поверишь, старик, не хочется домой идти. Ты вот влюбился, пошел на баррикады, все сначала… Завидую. Я отяжелел, обленился… Давай за нас!

Они выпили.

– Все чаще я думаю, что не встретил свою женщину, понимаешь? Ритка… Ты прав, не надо было… Не надо. Ревность – страшное чувство, старик, помню, я ненавидел Эда, одна мысль была: отобрать Ритку! Убить готов был. Молодые, горячие, дурные… Эх, жизнь моя! Ты вот встретил Соню, а я нет. Если бы встретил, может, решился бы что-то поменять…

– Неужели за все двадцать лет у тебя никого не было? – спросил Житков, не глядя на Белецкого.

– Ну почему же… были. Много. Как увижу интересную женщину, какой-то азарт сразу. Какая она, думаю, в этом самом смысле, в постели?.. Как она это делает, понимаешь? Кричит, смеется, царапается, что говорит… даже ее запах заводит. Ритка, например, любила красное – хлопнет стакан, опьянеет и… – он махнул рукой. – Начинаешь обхаживать, знаки внимания, комплименты, взгляды, то-се… Она должна почувствовать, что ты ее хочешь, понимаешь?

Житков угрюмо смотрел в стол, не отвечал.

– И наступает момент, когда она готова… Ты понимаешь, что она готова! Тебя трясет от нетерпения… Ты себе не представляешь, Славич, эти первые минуты узнавания, азарт… Это супер! Особенно когда ты знаком с ее благоверным, смотришь на него и думаешь: а ведь я тяну твою телку, лузер! А она, верная супруга, тут же, рядом, делает вид… Иногда подмигнешь ей за спиной. Да что там! – он махнул рукой. – Ты, Славич, всегда был цельной натурой, не разменивался, тебе не понять. А потом оказывается, что все уже было. Уже неинтересно. Месяц-другой, от силы три, и баста. Тут главное – плавно свалить, чтобы без обид. Ты не представляешь себе, на что способна обиженная баба! А потому надо, чтобы остались друзьями… Иногда позовешь на кофе, или по старой памяти куда-нибудь, или прямо в кабинете… Тоже искусство… – Он помолчал. – Давай за наших женщин!

Он разлил коньяк, и они выпили.

– А если она захочет за тебя замуж? Угрожает, что расскажет жене? – спросил Житков.

– Ну… тогда надо включать мозги. Тогда поиск решения и адреналин… Тоже острые ощущения. Поверь, есть вещи острее секса. Намного острее.

– Какие, например?

Белецкий взглянул на него с улыбкой, подмигнул. Был он уже пьян, лицо покраснело, жесты стали размашистыми, улыбка какой-то мокрой и жалкой, несмотря на браваду. Житков смотрел на него в упор со сложным выражением – смесью гадливости и неприятия…