Спецназ обиды не прощает - Евгений Костюченко

— У фашистов-то не получилось, — сказал Клейн.

— Сынок, теперь этот город называется по-другому. Это Санкт-Петербург, на букву «эс». Санкт — по-немецки «святой», «Петер» — Петр, «бург» по-немецки «город». Получается «Город Святого Петра». Ну, что с тобой?

— А почему? — спросил Эльдар недовольно. — Почему Ленинград называется по-немецки? Наши что, не победили?

— Все нормально, — Клейн отбросил каталог и обнял малыша за плечи. — Наши победили. Ленинград стоит на старом месте, никуда не делся, только название поменял, но это ерунда.

— Как? Юрунда? — мальчуган расхохотался, обрадовавшись смешному словечку.

Клейн успел проголодаться к тому времени, когда в окно постучали. Это был тот самый талыш.

— Охранщики все уехали, — сказал он. — Двери закрывали, через окно надо вылезать. Пошли, хлеб кушать будем.

— Охранники уехали, а ты кто?

— Я? — удивился талыш. — Я повар, да.

— Что за бардак, — сказал Клейн. — Такой бардак уже пахнет провокацией. Почему на окнах нет решеток?

— Раньше был решетка. Белый Голова сказал, чтоб снимали. Был один несчастный случай, да.

Клейн догадался, что кличку «Белая Голова» здесь присвоили Мишане Шалакову.

Повар провел их в свой домик на краю сада, там уже был накрыт стол, и они наконец-то поели как люди, а не как заложники. Рена говорила с талышом по-азербайджански. Эльдар тоже участвовал в разговоре, вежливо отвечая на вопросы повара, чем приводил того в восторг.

— Какой сын у тебя, честный слово, талант, э, просто талант! — говорил талыш Клейну. — Дай Бог здоровья. Культурный мальчик, настоящий бакинец.

— Он не бакинец, — сказала Рена. — Он в Ленкорани родился. Вы Новруза Расул-заде знаете? Это дедушка Эльдара.

— Расул-заде? Новруз-бек? — круглое лицо повара просияло восторженной улыбкой. — Такой человек! Его у нас все знают. Большой человек, уважаемый.

— Раньше был уважаемый, а сейчас… — Рена вздохнула.

— Э, сестра, так не говори. Жалко, он в Баку уехал. В Ленкорани он был как царь. Зачем уехал? Сейчас мог делать отдельный республика, Талышистан, да, — повар засмеялся. — Сейчас такой время. Татарстан отдельно, Туркестан отдельно, талыши тоже люди, тоже хотят отдельный республика. Вай, какой человек! А я думаю, почему мальчик такой умный? Земляк, да!

— А можно вертолет посмотреть? — спросил Эльдар.

— Ай балам, почему нельзя? Пойдем посмотрим.

— А тебе ничего не будет за это? — спросил Клейн повара. — Все-таки нам вроде положено под замком сидеть.

— Э, никого нету, только на воротах сидят, и еще летчики. Пошли погуляем, потом чай пить будем. Они только ночью приедут, я все слышал. На размен поехали. Мне сказали, собак открой, пускай собаки охраняют. Я что, совсем ненормальный? Собаки никого не слушают, только одного монгола слушают. Если монгол не приедет, кто будет собак закрывать?

— А почему он может не приехать? — спросил Клейн.

— Я просто так сказал, да. У них каждый день кто-нибудь не приезжает.

«Неужели они так мне доверяют, что оставили без охраны? — подумал Клейн. — Уверены, что я никуда не денусь? Думают, что я не смогу убежать, бросив тут жену с ребенком? Значит, они и не собираются выпускать Рену. Они выпустят меня, а ее оставят заложницей. Чтобы я был более послушным».

— Мне не нравится, что в лагере нет охраны, — тихо сказала Рена, когда Эльдар отбежал от них, гоняясь за курицей. — Это подозрительно. Что-то случилось.

— Ничего не случилось. Просто теперь они думают, что я работаю на них.

— Но ты же не будешь работать на них?

— Я буду просто работать. Как раньше, — сказал Клейн. — Только теперь мы будем жить вместе. Тебе придется привыкнуть к северному климату. Эльдарчик будет учиться в самой лучшей гимназии. И еще мы купим новую квартиру, побольше.

— Ты серьезно? — она остановилась. — Ты им веришь? Они взяли нас в заложники, а ты им веришь? Они напали на женщину с ребенком, они подонки, а ты им веришь?

Он не знал, что ответить. Ей ведь не скажешь, что и сам когда-то захватывал семью Рахмат Шаха, чтобы склонить командира моджахедов к переговорам. Ей не докажешь, что Шалаков и его команда не собирались сдирать с Рены кожу на глазах Клейна, чтобы выпытать у него все тайны. Захват родственников практикуется с целью психологического давления. Между прочим, Клейн этого давления не выдержал. Так что теперь-то Рене тем более ничто не угрожало. Но есть вещи, которые нельзя прощать.

— Я им не верю, — ответил Клейн. — Да и они мне тоже не слишком доверяют.

— Как же ты сможешь работать с такими подонками? — спросила Рена.

«И не с такими работал», хотел ответить Клейн.

— Что же мне, убить их? — спросил он.

— Лучше убить их, чем жить с ними, — сказала Рена.

— Договорились. Как только ты окажешься в надежном укрытии, я их убью. Всех по очереди.

— Я не шучу, Гера.

— Я тоже, — сказал он.

Рена хотела еще что-то сказать, но тут подбежал Эльдар, и она промолчала.

Рена шла с сыном впереди, Клейн с поваром держались сзади. Оранжевая туша вертолета виднелась за деревьями. Двое в кожаных куртках возились у передней стойки шасси. Они вяло матерились, что-то откручивая и подтягивая. Третий сидел, свесив ноги из люка, и потягивал из бутылки «Агдам».

— Гера, своди мальчика на экскурсию, — попросила Рена. — Познакомь с боевой техникой, ты это любишь.

Клейн взял Эльдара за руку и вышел на асфальтовую площадку, где стоял вертолет. Штурман и техник продолжали ковыряться со своими ключами и гайками, не обращая внимания на посторонних, но материться перестали. Командир аккуратно поставил пустую бутылку в ящик у себе за спиной, снял синюю фуражку и, без тени улыбки, протянул ее Эльдару.

Вертолет был осмотрен издалека, вблизи, потроган и понюхан, и строгий вертолетчик даже взял Эльдара с собой в кабину, и через десять минут оттуда вышли уже два вертолетчика.

Большой вертолетчик достал новую бутылку из ящика, а с маленьким Клейн вернулся к Рене. Она сидела на краю пустого бассейна и грызла яблоко.

— А где повар?

— Фейзулла? Он уехал.

— Как уехал? А как же чай?

— Я обо всем договорилась, — сказала Рена. — Вечером мы будем дома.

Панин и Ковальский совершенно упустили из виду своего пленного. Нет, конечно, они не забывали его покормить, и привязывали на ночь к койке, но пленных надо не просто содержать — с ними надо работать. Идеологическую сторону они пустили на самотек. И результаты этого упущения не заставили себя ждать.