Либеральный лексикон - Ирина Борисовна Левонтина

нетерпимо не только в коммерции, но и едва ли не в большей степени – в игре, которая должна вестись «по правилам». И если в жизни «честь выше почестей» (девиз, начертанный на фамильном гербе бабушки одного из авторов данной книги), то в игре «честная игра важнее выигрыша». Недаром в некоторых видах спорта присуждают особый приз «честной игры». В спортивных изданиях иногда говорят о «призе справедливой игры». Но, по-видимому, это просто неудачный перевод английского названия приза (fair play). Игроки могут играть честно или нечестно, а справедливым (или несправедливым), в соответствии с нормами русского языка, может быть только судейство.

Итак, если человек хочет быть честным, то он должен заглядывать внутрь себя, проверяя, соответствуют ли его намерения и побуждения требованиям морального кодекса. Если же человек хочет быть справедливым, взгляд его должен быть направлен на окружающую действительность.

Страсть справедливости

Выше говорилось, что справедливость обосновывается рационально и предполагает всесторонний анализ ситуации. Но особенность русской культуры состоит в том, что в ней справедливость может восприниматься не только разумом, но и эмоционально (ср. выражение чувство справедливости). Более того, в русской культуре существует особое чувство – любовь к справедливости или страсть справедливости. Тогда это уже не релятивная ценность, а нравственный абсолют; она не обосновывается, а ощущается непосредственно. Приведем отрывок из «Повести о Сонечке» Марины Цветаевой:

Я никогда не встречала в таком молодом – такой страсти справедливости. (Не его – к справедливости, а страсти справедливости – в нем.) […] «Почему я должен получать паек, только потому, что я – актер, а он – нет? Это несправедливо». Это был его главнейший довод, резон всего существа, точно (да точно и есть!) справедливость нечто совершенно односмысленное, во всех случаях – несомненное, явное, осязаемое, весомое, видимое простым глазом, всегда сразу, отовсюду видимое – как золотой шар Храма Христа Спасителя из самой дремучей аллеи Нескучного.

Несправедливо – и кончено. И вещи уже нет. И соблазна уже нет. Несправедливо – и нет. И это не было в нем головным, это было в нем хребтом. Володя А. потому так держался прямо, что хребтом у него была справедливость.

Несправедливо он произносил так, как кн. С. М. Волконский – некрасиво. Другое поколение – другой словарь, но вещь – одна. О, как я узнаю эту неотразимость основного довода! Как бедный: – это дорого, как делец – это непрактично —

– так Володя А. произносил: – это несправедливо.

Его несправедливо было – неправедно.

В качестве нравственного абсолюта справедливость воспринимается как нечто присущее структуре мироздания и составляет один из его высших организующих принципов и нечто такое, во что можно верить:

Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную Высшую силу, которая все это затеяла на земле.

[В. Шукшин. Верую!]

Характерны также замечания Е. Тамарченко в статье «Идея правды в “Тихом Доне”» («Новый мир», 1990, № 6), сделанные относительно народных представлений о «справедливости как законе, объемлющем равно человеческий и природный мир» и о том, что справедливости место больше «на небесах», чем «на земле».

Тяга к справедливости связана с такой жизненной установкой, когда человек даже в мелочах отвергает «милость», привилегии, удачу и хочет пользоваться только заслуженными благами и почестями. Эта установка в пародийно заостренной форме выражается в следующем стихотворении Глазкова:

Я с детства не любил лото

И в нем не принимал участья.

Я не любил его за то,

Что вся игра велась на счастье.

Свое удачное число

Другой вытягивал, как милость,

Я не хотел, чтоб мне везло,

А ратовал за справедливость.

Я с детства в шахматы играл,

Был благородным делом занят.

И я на то не уповал,

Что мой противник прозевает.

И не испытывал тоски,

Когда сдаваться приходилось:

На клетках шахматной доски

Немыслима несправедливость!

[Н. Глазков. Любимая игра]

Тяга к справедливости связана с такой жизненной установкой, когда человек даже в мелочах отвергает привилегии или удачу и хочет пользоваться только заслуженными благами и почестями. Такая установка иногда осознается как характерное свойство русского человека. Многие народы считают, что в жизни очень важна честность, но особенно высоко она ценится в протестантской культуре (даже есть специальное выражение – «протестантская честность»). В отличие от честности, в требовании справедливости часто усматривают нечто, свойственное русским в большей степени, чем другим народам:

…но – по справедливости. Я, брат, человек русский. Мне твоего даром не надо, но имей в виду: своего я тебе трынки не отдам!

[Иван Бунин. Деревня]

Конечно, «западным» людям также бывает свойственно нежелание пользоваться какими-то привилегиями, но мотивировка обычно бывает несколько иной: человек отвергает не столько незаслуженные, сколько незаконные привилегии.

Требование справедливости можно связать с пресловутым «русским максимализмом». В отличие от честности, которая принадлежит «минималистской этике», справедливость может быть отнесена к «перфекционистской этике». «Быть честным» означает просто «не жульничать, не обманывать». Быть справедливом – значит быть в состоянии осуществить справедливый суд, т. е. взвесить все обстоятельства дела, все детали и «воздать каждому по делам его». Кто на земле способен на это? Можно было бы сказать, что быть справедливым может только Бог. Но называя Бога справедливом, говорящий присваивал бы себе полномочия судьи по отношению к Богу, как бы допуская и возможность несправедливости Бога, а это, разумеется для религиозного дискурса немыслимо (как писал ап. Павел, «изделие ли скажет сделавшему (его): “зачем ты меня так сделал?”»). Совсем другое дело – в быту жаловаться на несправедливую судьбу или, наоборот, говорить, что судьба обошлась с ним справедливо. Ориентация на едва ли достижимый идеал в сочетании с изначально присущим справедливости релятивизмом еще больше усиливает демагогический потенциал этого слова. Поэтому для многих людей советского времени характерно настороженное отношение к справедливости, которая, как и многие другие концепты, подверглась идеологическому искажению.

Аксиология справедливости

Вопрос об аксиологии справедливости, о ее месте среди других нравственных ценностей очень сложен.

Поскольку справедливость предполагает скрупулезный учет различных обстоятельств дела и несовместима с широтой души, она может восприниматься как ценность низшего уровня. Человек, добивающийся справедливости, может оцениваться либо как бездушный, либо как мелкий.

Относительно низкий аксиологический статус справедливости можно связать и с тем, что эта характеристика не относится к суду последней инстанции. Оценить решение арбитра как справедливое может только суд более