Брусиловский прорыв - Максим Оськин

В целом штаб Западного фронта на совещании 1 апреля отдал предпочтение совместным действиям с армиями Северного, а не Юго-Западного фронта. Впрочем, в Ставке (в том числе, и сам Верховный Главнокомандующий император Николай II) разделяли мнение бывшего главкоюза ген. Н. И. Иванова о неспособности войск Юго-Западного фронта к широкомасштабному наступлению. Генерал Эверт оказался не на своем месте: должность главнокомандующего фронтом была явно не для него. И здесь мы еще молчим о том, что именно главкозап должен был сломать неприятельский фронт в кампании 1916 года, как то предполагалось Ставкой ВГК.

Вполне логично вышло так, что оборудование исходных рубежей на барановичском направлении было исполнено ненадлежащим для задуманной операции подобного масштаба образом. Так, если исходные плацдармы («исходные городки») на Юго-Западном фронте располагались не далее трехсот шагов от окопов противника, то здесь на большинстве участков корпуса заняли позиции в километре и более до германских оборонительных линий. В уже цитированной выше «Сводке» также отмечалось, что «недостаточный срок дается корпусам перед атакой для ознакомления с заблаговременно укрепленной позицией противника, размещением на ней противоштурмовых орудий, пулеметов, фланкирующих построек, с местностью перед позицией, исходными плацдармами, наилучшими подступами и проч. В общем, инженерная подготовка атаки была крайне неудовлетворительна, и времени для ее выполнения не имелось». Все это повлекло за собой большие потери без возможности достижения успеха, невзирая на высочайшую доблесть, проявленную войсками.

Еще бы! Ведь с 1 апреля, когда фронтам были поставлены задачи на лето, вплоть до конца мая подготовка к наступлению велась на виленском направлении. Откуда же взяться «удовлетворительной» подготовке атаки? Зато приказы самого генерала Эверта, опираясь на глаголы «должен», за несколько дней до удара настаивали на сооружении всей необходимой фортификации, тем самым лишь раздражая войска, где понимали, что времени для таких работ нет и не будет.

Соответственно, артиллерия не имела времени для занятия тех точек, что были бы наиболее выгодны в смысле выполнения своих задач по подавлению пулеметных точек германцев, контрбатарейной борьбы, разрушения искусственных препятствий перед полосой окопов. Часть батарей устанавливалась вообще уже в ходе развернувшегося сражения. В результате германская артиллерия сумела должным образом воспрепятствовать подводу к захваченным окопам русских резервов, а также расстреливать массы раненых русских солдат и офицеров, тянувшихся в тыл по открытой местности: «Сильный и сосредоточенный артиллерийский огонь противника не раз приостанавливал наши атаки и вынуждал оставлять захваченные нами участки на его позициях».

В ходе Барановичской операции атаковавшие русские войска несли больше потерь не столько во время штурма, сколько в период отхода под германскими контрударами из захваченных неприятельских окопов. Как говорит участник войны: «Из отчетов о прорыве в направлении на Барановичи в 1916 году видно, что одной из причин неудачи было недостаточное изучение места расположения германских батарей, сначала молчавших, а затем развивших всю мощь своего огня после русского прорыва. Артиллерия атакующего была бессильна предотвратить расстрел своей пехоты, так как расположение германских батарей все время оставалось неизвестным»[144].

Так как месторасположение орудий и пулеметов неприятеля не было выявлено как следует, это повлекло за собой бесполезный перерасход снарядов и резкое возрастание времени, необходимого для такого подавления. В «Сводке» в числе первостепенных причин неудачи отмечалось: «Ограниченный отпуск снарядов. Крайне экономное, вследствие категорических требований свыше, расходование снарядов, лишало нашу артиллерию возможности количеством восполнить дефекты качества, и вследствие этого [артиллерийская] подготовка, стесненная, кроме того, временем, не дала тех результатов, на которые можно было рассчитывать даже при наличных средствах». Все это оплачивалось кровью людей! А что касается снарядов, то можно вспомнить, что еще 1 апреля генерал Алексеев доложил совещанию, что снарядов для всех трех фронтов не хватает, а потому надо их беречь.

На артиллерийскую подготовку, проводимую к тому же далеко не всеми батареями, отводилось лишь от суток до двенадцати часов. Разведка даже не успела проверить итоги пушечных ударов по вражеской обороне, вплоть до того, что осталось неизвестным, пробиты ли проходы в проволочных заграждениях. Все основывалось только на визуальном наблюдении с наблюдательных постов. Поэтому на ряде участков войска залегали перед невредимой проволокой, неся бесполезные потери, после чего откатывались назад, расстреливаемые немцами в упор.

Также, главкозап не прислушался к мнению тех, кто советовал бить по наиболее слабому месту обороны противника, чтобы сберечь кровь и металл. Но чаще всего генерала Эверта упрекают за традиционный подход к организации наступления: прорыв большой массы войск на одном участке оборонительной полосы противника. Однако мы видим, что войска Западного фронта вовсе не бездействовали, а, напротив, сковывали врага своими ударами. Другое дело, что ряд корпусных командиров оказался не на высоте. Но ведь и сам главкозап и командарм-4 на своих должностях были куда хуже многих прочих.

И еще. Сама организация прорыва проходила по всем правилам военного искусства, выдвинутого практикой Мировой войны. Ведь все действовали одинаково: и немцы, и союзники всегда проводили удар на одном участке неприятельской обороны, а уже потом развивали прорыв резервами и ударами смежных с ударными частями подразделений. Главкоюз ген. А. А. Брусилов осмелился преодолеть традицию, за то ему честь и слава!

Но смогли ли бы войска Юго-Западного фронта иметь успех (кроме сильной ударной 8-й армии), если бы им противостояли немцы? Это вопрос! Вспомним, что даже и на Юго-Западном фронте, бившем австрийцев, лишь 8-я армия сразу же развила первоначальный успех и бросилась на Луцк. Прочие же армии по нескольку дней «буксовали» практически на месте, прорывая оборону врага, а прибытие немецких дивизий сразу же приводило к замедлению темпов движения вперед. А если бы здесь все войска были германскими?

Действительно, опыт Брусиловского прорыва впоследствии успешно использовался немцами и англо-французами в кампании 1918 года. Но одни из них имели могущественную артиллерию, а другие вдобавок еще и танки. И то и другое – главное средство производства прорыва и его развития (в том числе танки – на оперативную глубину). А у главкозапа ген. А. Е. Эверта на направлении главного удара было всего восемьдесят четыре тяжелых орудия.

Противник не имел слабых мест, как австрийцы, и потому главкозап, разбросавший свою тяжелую артиллерию по всему фронту, по сути, располагал только одним и тем же извечным русским козырем – беззаветной отвагой войск. А время штыкового удара против орудий прошло безвозвратно, если, конечно, не ставить своей целью гекатомбы как средство достижения минимального успеха. Безусловно, войска Западного фронта могли иметь большие успехи, нежели это случилось в действительности, при условии должного руководства, подготовки и организации. Но вот вышел бы оперативный прорыв вражеского фронта – это еще неизвестно.