Канцелярская крыса - Константин Сергеевич Соловьев

— Человек, к которому у Канцелярии накопилось много вопросов. Как вам такая игра? Если вы находите и доставляете мне Айкла Стиверса, я немедленно даю вам допуск к делу Гиены-Уинтерблоссома. А заодно, допуск к любому другому делу, что находится в рассмотрении Канцелярии, на ваш выбор.

— Значит, проверка моих способностей?

— Они не нуждаются в проверке. Скажем так… Мне интересно посмотреть на вас в подобной работе. Оценить ваши методы.

— Это и называется проверкой.

— Вы вольны называть это как заблагорассудится. Но играйте по правилам, полковник. Итак? Ваше слово?

— Годится, — нетерпеливо сказал Герти, протягивая руку за папкой.

Папка оказалась потёртой и вполне увесистой. Жадно развернув её, Герти обнаружил тронутые желтизной бумажные страницы. Некоторые из них были исписаны ровным каллиграфическим почерком, другие содержали ровные шеренги машинописных строк, третьи оказались испачканы чернилами и исчёрканы неуклюжими полуграмотными надписями. Слишком много документации, чтоб вникнуть в её суть за минуту.

Но это Герти не пугало. Как и всякий опытный деловод, он знал, что любую информацию можно просеять сквозь тонкое сито анализа, достаточно лишь грамотно разложить её и планомерно поглотить. С этой работой он был хорошо знаком. Это была его, Герберта Натаниэля Уинтерблоссома, работа. Которой его лишила череда удивительных и необъяснимых событий.

Среди множества листов обнаружилась фотографическая карточка, выпавшая Герти на колени. Он машинально взял её и поморщился. Человек, изображённый на ней, обладал способностью вызывать антипатию с первого взгляда. Неприятный человек.

Покатый тяжёлый лоб, перечёркнутый давно заросшим рубцом повыше глаза, сами глаза близко сдвинутые и невыразительные. Тусклые, но не такие, как у мистера Шарпера в момент задумчивости. Эти напоминали не потёртый перламутр, а щели для монет в газетном автомате. Пустые и прищуренные. Равнодушно-металлические. На такой взгляд наткнуться, пожалуй, не приятнее, чем на заточенные арматурные пруты. Довершали картину плотно сомкнутые губы и бесформенные бакенбарды, даже на чёрно-белой фотографии выглядевшие грязными.

«Чего-то подобного и следовало ожидать, — подумал Герти, разглядывая карточку, — Этот тип совершенно не похож на пропавшего дирижёра здешнего оркестра, например, или на профессора классической литературы. Пожалуй, больше всего он похож на немолодого головореза».

— Кто он?

Мистер Шарпер пригладил рукой волосы, хотя они в этом совершенно не нуждались.

— Вы про мистера Стиверса? Достаточно интересный человек с богатым жизненным опытом.

— Видимо, именно его опыт очень интересует Канцелярию?

— Да, и всё больше с каждым годом. В папке вы найдёте исчерпывающую информацию об этом джентльмене. Однако, поскольку я хорошо знаком с его биографией, могу вкратце изложить её вехи. Итак, мистер Айкл Онтгомери Стиверс родился здесь, на острове, в тысяча восемьсот пятьдесят пятом году. Говорят, с детства отличался весьма недружелюбным характером. Одноклассники описывали его как крайне несдержанного подростка, болезненно-мнительного и очень агрессивного. Он без раздумий вступал в драку и орудовал кулаками с несвойственной для детей жестокостью. Первую челюсть своему противнику он своротил ещё до того, как их класс прошёл Хартию вольностей[61], а к моменту, когда проходили Реформацию, уже успел неоднократно обнажить нож.

— Милый мальчуган, — отметил сдержанно Герти.

— Добавьте сюда то, что он изувечил школьного истопника и едва не проломил молотком голову собственному отцу. Неудивительно, что заканчивать своё образование он на полгода отправился в тюрьму, будучи ещё несовершеннолетним.

«Плохо дело, — пронеслось в голове у Герти, — Этот парень, судя по всему, асоциальная личность. С другой стороны, молодости свойственна жестокость, которую время подчас перековывает в иную форму. Не зря же говорят, что даже Джипси Мэйс[62] в юности был не дурак почесать кулаки об окружающих… Возможно, всё не так плохо, и этот Стиверс в конце концов пристроился к какому-то делу. Например, сделался портовым рабочим или зеленщиком…»

— Выйдя из тюрьмы, Стиверс, по всей видимости, решил отточить таланты, развитые в нём с детства. Он отправился служить в морскую пехоту.

Папка вдруг потяжелела сама собой, так ощутимо, будто все содержащиеся в ней бумажные листы вследствие загадочной алхимической реакции превратились в расплющенные свинцовые пластины.

— Куда, простите?.. — напряжённым голосом уточнил Герти.

— Сто третий полк морской пехоты Её Величества, — спокойно пояснил мистер Шарпер, — Он размещён на острове уже много лет и составляет костяк нашего гарнизона. Вербуют туда, как правило, самых бесстрашных парней, из которых со временем получаются превосходные, высшего сорта, головорезы. Дело в том, что служба в здешних широтах — работа весьма опасная и требующая, я бы сказал, определённого склада ума. Слабаки на такой долго не выдерживают. Здесь, полковник, не Европа, здесь Полинезия, средоточие варварской дикости и всевозможных опасностей. Белый человек, оказавшись здесь, сталкивается с тем, что на континенте и вообразить трудно. Малярия и болотная лихорадка, внезапные, возникающие из ниоткуда, шторма, кровожадные хищники… Впрочем, кому я это рассказываю! Вы-то знаете всё это не понаслышке.

— Разумеется, — Герти удалось с достоинством кивнуть, — Случалось, знаете ли, попадать в самые неприятные ситуации.

— Вы о том случае, когда вам пытались отрезать уши дикари с острова Энтри[63]?

Герти едва подавил желание прижать руки к ушам, чтобы убедиться в том, что они занимают своё законное, природой и Создателем предусмотренное, место.

— Д-да, вроде того. Там я пережил не лучшие минуты.

— Сейчас, конечно, наступили относительно спокойные времена для Короны, но морской пехоте Её Величества пришлось немало потрудиться, чтобы сделать эти края безопасными для королевских подданных. Как вы знаете, отнюдь не все полли добродушны и миролюбивы, есть среди них и агрессивные племена, в которых скальп белого человека ценится более, чем у нас — самый надёжный вексель.

— Мне это известно, — подтвердил Герти, знакомый с нравами жителей Полинезии исключительно по брошюре Спенсера и О'Коннора, — Некоторые племена на редкость кровожадны, встречаются и каннибалы.

Мистер Шарпер утвердительно качнул головой:

— Вашими устами говорит истина, полковник. Дикий край, суровый край, куда цивилизация лишь протоптала тропинку. Вам приходилось слышать про мыловаренную компанию «Йоханс и Йоханс»?

— Нет. Уверен, что нет, — сказал Герти, пытаясь сообразить, какую связь может иметь мыловаренная компания с пропавшим джентльменом по имени Стиверс.

— Её пример примечателен. А историю о ней я иногда рассказываю тем, кто берётся судить о здешних нравах, всю жизнь прожив на материке. Кампания эта подвизалась здесь в семидесятых годах, и владели ею два джентльмена из Дрездена. Привезли с собой кучу немецкого оборудования и обосновались на одном из атоллов, миль сто от острова. «Мыловаренная компания „Йоханс и Йоханс“. Уникальное, душистое, полезное для кожи противобактериозное мыло». Дела сразу пошли недурно. Штат у них был человек в сорок, все инженеры да помощники, а рабочую силу они нанимали уже здесь, что обходилось компании куда дешевле. Что поделать, многие промышленные воротилы рассматривают в наше время Полинезию как рынок едва ли не бесплатной трудовой силы. За те деньги, что обойдётся годичный труд какого-нибудь трудолюбивого полли, в Англии вы не