Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю - Роберт Д. Каплан

2,1 миллиона венгров в Румынии представляли собой крупнейшее этническое меньшинство в несоветской Европе и вдвое превышали число арабов, живущих на Западном берегу Иордана, оккупированном Израилем. Но даже притом что этнические венгры при Чаушеску подвергались таким же, а то и более суровым притеснениям, какие испытывали палестинские арабы, – 120 000 еврейских поселенцев на Западном берегу ничто по сравнению с числом румын, которых Чаушеску переселил в Трансильванию, – знания американского медийного сообщества о Трансильвании до декабря 1989 г. ограничивались образом графа Дракулы.

Как показало развитие событий, именно притеснения этнического венгерского меньшинства в Румынии при режиме Чаушеску стали той искрой, от которой вспыхнула декабрьская революция 1989 г.

Преподобный Ласло Текеш, венгерский пастор кальвинистской реформаторской церкви в Тимишоаре (Темишваре по-венгерски), в своих проповедях открыто выступал против режима и его дискриминационной политики. Тимишоара находится не в Трансильвании. Это исторический центр области Банат западного приграничного региона Румынии, где межобщинные трения между венграми и румынами никогда не были такими сильными, как в Трансильвании. Когда власти вознамерились выселить Текеша из его собственного дома, на улицы Тимишоары в знак протеста вышли не только венгры, но и румыны, положив начало процессу, который через десять дней привел к казни Чаушеску.

Впрочем, в Трансильвании груз истории вкупе с социологическими последствиями политики массового переселения, проводимой режимом Чаушеску, быстро подавил зарождавшееся проявление доброй воли в отношениях между венграми и румынами, обусловленное событиями в Тимишоаре.

– Пожалуйста, давай не будем говорить про Текеша, – сказал мне румынский преподаватель английского языка, с которым я встретился в Тыргу-Муреш. – Даже у меня, человека широких взглядов, есть предел. Этот человек прежде всего венгерский шовинист. Ты читал его высказывание о том, что «для венгров при Чаушеску румынский язык стал языком угнетения»? Как может румынский язык быть языком угнетения?

– Парадокс в том, что страдали мы вместе, – размышлял Ион Паску, невропатолог и ректор Медицинского института в Тыргу-Муреш. – Но теперь вдруг все кажется отравленным.

Сама атмосфера Трансильвании парадоксальна: местные жители более вестернизированы, чем в Молдавии или Валахии, но внутренние предубеждения сказываются и в самых интеллектуальных беседах в уличных кафе. В каком-то смысле Трансильвания 1990 г. напоминала Вену или Берлин 1930-х гг. Я приехал в Тыргу-Муреш в конце апреля, спустя пару недель после того, как банды румын и венгров из близлежащих деревень, вооруженные ножами и дубинками, приехали выяснять отношения на площади Роз. В результате несколько человек погибли, 250 получили ранения.

На площадь Роз в Тыргу-Муреш были выведены танки. В тот день, когда я приехал в Клуж (официально Клуж-Напока), расположенный в сотне километров, на площадь Свободы вышли румынские студенты. Они покрыли подножие памятника венгерскому королю Матьяшу Корвину румынским флагом, вырезав из центра коммунистический символ. Студенты под барабанную дробь пели песню «Пробудись, румын!», написанную в 1848 г. Андреем Мурешану во время восстания против венгерских правителей Трансильвании. Студенты требовали второй революции для освобождения Румынии от неокоммунистического Фронта национального спасения.

На меня ни один балканский город не производит такого пьянящего впечатления, как Клуж с его остроконечными крышами и желтыми барочными фасадами домов, выходящих на узкие, мощенные брусчаткой улочки, на которых теплыми вечерами ощущается запах земли от окружающих город полей. Есть что-то от бабьего лета в этом провинциальном аванпосте Центральной Европы. В те дни, когда Клуж еще назывался Колошваром, пьяные от любви и возвышенных речей венгерские романтики долгими вечерами спорили в кафе на центральной площади. На мой взгляд, их дух еще сохранился, такой же явный, как воспоминание о хорошем кофе или страстном поцелуе.

Патрик Ли Фермор, известный британский путешественник и специалист по Балканам, считал, что опера Моцарта «Дон Жуан» была исполнена в Клуже раньше, чем в Бухаресте, и что здесь давал свои концерты Лист. Я остановился в отеле «Континенталь» на центральной площади. До прихода к власти коммунистов он назывался «Нью-Йорк». Это здание в стиле барокко с бело-желтыми стенами и серебристыми куполами. В кафе отеля, оформленном в неороманском стиле с золочеными коринфскими колоннами, Фермор выпивал и беседовал со своими венгерскими друзьями в июле 1935 г. В книге воспоминаний о путешествии по Венгрии и Трансильвании «Между лесом и водой» (Between the Woods and the Water) Фермор пишет о «приглушенных волнах вальса» из «Летучей мыши», которые долетали в кафе из ресторана отеля. В 1990 г. из ресторана не доносились ни звуки вальсов, ни цыганские мелодии. Только оглушительный металлический рок, который шумным и пьяным мужчинам, сидевшим за столиками, казался символом западной свободы и процветания. В отличие от времен Фермора здесь не было людей в смокингах, посасывающих коктейли. Посетители сидели в пальто. Пустые бутылки из-под сливовицы и пива, разбавленного и, как говорили, с добавлением стирального порошка для образования пены, батареями стояли на заляпанных скатертях. В вестибюле цыгане предлагали иностранцам импортные сигареты, розовые воздушные шарики и проституток.

Но, несмотря на потрясения в социальной и культурной жизни, которые вызвали коммунисты, перемещая в город румынских крестьян и вытесняя из него местных венгров, дух Клужа и Колошвара каким-то образом сохранился. В 1929 г. Старки увидел Клуж как «идеальный город для думающего путешественника. С его студентами и традиционными зданиями его можно назвать Оксфордом Восточной Европы». Хотя некогда великий университет уже не тот, каким был в дни Старки, он продолжает определять жизнь города, в чем я убедился на собственном опыте.

За ужином, на который меня пригласили в первый вечер моего пребывания в Клуже, я познакомился с Найджелом Таунсоном, университетским преподавателем английского языка, который в 1990 г. был единственным преподавателем в Румынии, связанным с Британским советом. Британский совет поддерживает английские библиотеки и преподавателей по всему миру. Хотя это исключительно культурная организация, не имеющая официального отношения к британскому Министерству иностранных дел, Британский совет во многих странах пользуется зданиями британских посольств, что придает ему двусмысленный имидж: люди принимающей страны порой считают преподавателей Британского совета шпионами. Романистка Оливия Мэннинг была замужем за преподавателем Британского совета Р. Д. Смитом, который работал в Бухаресте в 1940–1941 гг. В то время у некоторых румын сложилось абсурдное, но опасное представление, что он и прочие неуклюжие «книжные черви», сотрудники Британского совета, были шпионами, образы которых легли в основу сюжета «Балканской трилогии».

Чаушеску тоже считал преподавателей Британского совета шпионами. При его правлении условия их работы стали настолько жесткими, что в 1980-х гг. произошло значительное сокращение штата сотрудников этой организации. В результате Найджел, преподаватель в Клуже, оказался единственным действующим связующим звеном с персонажами «Балканской трилогии».