Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю - Роберт Д. Каплан

– Кто?

– Ваш посол, Фандербурк.

Я с недоумением уставился на Георге.

Дэвид Б. Фандербурк был назначен послом Соединенных Штатов в Румынии в 1981 г., вскоре после того, как Рональд Рейган в первый раз стал президентом. Назначение Фандербурка было политическим решением, одним из самых интересных и противоречивых из всех, принятых Рейганом. Фандербурк был протеже сенатора от Северной Каролины Джесси Хелмса, республиканца, чьи крайне правые взгляды на аборты, молитвы в школах и прочее Фандербурк громко и с гордостью поддерживал. Но в резюме Фандербурка были и другие позиции, более существенные, хотя пресса не обращала на них должного внимания. Он говорил по-румынски; он учился в Румынии по программе Фулбрайта; в диссертации он писал о том, как политика умиротворения, которой придерживались в 1930-х гг. Франция и Британия, оставила Румынию один на один с Гитлером и Сталиным, практически вынудив ее стать пронацистской в начале войны и просоветской в конце. Фандербурк был не просто денежным мешком, желавшим получить должность посла в обмен на финансовую поддержку избирательной кампании. Молодой, сурового вида брюнет с очками в черной оправе, он был целеустремленным ученым, которого интересовала только одна работа: должность посла в Бухаресте.

Государственный департамент США не жаловал Фандербурка; он платил той же монетой. В 1970–1980-х гг. Румыния была единственной страной в Восточной Европе, вокруг которой в Вашингтоне шли серьезные политические дебаты, порой напоминающие маленькую войну.

Румыния и Венгрия были единственными странами Варшавского договора, которым правительство США предоставило статус наибольшего благоприятствования в торговле. В случае с Венгрией это не вызвало особых разногласий: по восточноевропейским стандартам в Венгрии была либеральная экономика и либеральное отношение к правам человека. Румынии Соединенные Штаты предоставили такой статус по другим причинам. Чаушеску, по мнению Государственного департамента, проводил «независимую» внешнюю политику, которая не полностью совпадала с линией Советского Союза. Например, он признал Израиль и установил тесные отношения с Китаем. «Пинстрайперы»[40], как Фандербурк называл своих противников из Государственного департамента, понимали, что, как бы ни было мало значение этой «независимой» политики для Соединенных Штатов, лишение Румынии статуса наибольшего благоприятствования приведет только к тому, что Вашингтон утратит и без того незначительное влияние на Чаушеску, а это ухудшит ситуацию с правами человека в Румынии. На это Фандербурк отвечал так: «Ухудшит? Как она может стать в Румынии еще хуже?»

В Вашингтоне говорили, что Фандербурк дилетант, он ничего не понимает в дипломатии и совсем не так хорошо владеет румынским. «Он только усугубил ситуацию. Новому послу в Бухаресте пришлось долго выправлять положение», – пояснял мне один политический аналитик.

Но у сотрудников американского посольства в Бухаресте было иное мнение. Один из них прямо сказал: «Фандербурк хорошо говорит по-румынски. Но более важно то, что он хорошо понимает, что здесь происходит». Другой американский чиновник в Бухаресте заявил: «Меня не интересует, что о нем говорят. После того как я посмотрел, как посол Фандербурк ведет дела с румынами, я не испытываю к нему ничего, кроме глубочайшего уважения».

Фандербурк оставил свой пост в 1984 г. весьма впечатляющим образом. Он публично назвал Чаушеску «schmecher», румынским жаргонным словом, означающим «мошенник», и добавил, что он успешно «дурил» Государственный департамент своим внешнеполитическим курсом, который был далеко не таким «независимым», как могло показаться. В Госдепе это вызвало лишь охи и вздохи, зато очень понравилось Георге.

– Когда ваш посол Фандербурк использовал это слово «schmecher», я даже не могу передать, какие чувства это у меня вызвало. Я впервые почувствовал: все-таки есть надежда, что кто-то в другом мире понимает, что тут происходит. – Георге покачал головой. – Да, schmecher, именно таким и был Чаушеску. Может, Чаушеску нравился вам, потому что установил дипломатические контакты с Израилем, – саркастически заметил Георге. – Чушь собачья! Он установил отношения с Израилем, чтобы продавать евреев, так же как продавал немцев в Западную Германию: четыре тысячи долларов за выездную визу. Чистый рэкет! Деньги шли брату Чаушеску Марину, тот клал их на счет в швейцарском банке. Тому самому, про которого говорят – говорят! – что он покончил с собой. Пойми, братец [Марин Чаушеску] просто был, как у вас говорят…

– Человек-мешок.

– Именно мешок, – улыбнулся Георге. – Зачем, по-твоему, он проводил столько времени в румынском посольстве в Вене? Он переправлял деньги в Швейцарию. Говорят, он повесился в подвале посольства. Его пытали, хотели выведать номера банковских счетов, а потом повесили.

– Кто его пытал? Другие дипломаты? – спросил я.

– Конечно, другие дипломаты, почему бы и нет!

– Значит, румынское правительство теперь знает номера банковских счетов Чаушеску в Швейцарии? – Я безуспешно пытался уловить логику Георге.

– Нет. – Георге прикрыл глаза и воздел руки к небу. (Какие же наивные эти американцы!) – Они убили Марина и отправились в Швейцарию забрать деньги. Теперь они во Франции или еще где-то. Ты думаешь, что румын, убив другого румына из-за денег, отдаст эти деньги румынскому правительству? – Он опять взмахнул руками. – Конечно же он оставит их себе!

Я ехал на поезде мимо покрытых зеленым бархатом холмов Мунтении, гористого района Валахии, граничащего с северо-западной частью Трансильвании, в город Куртя-де-Арджеш, собираясь посетить местный монастырь.

Вход в церковь охраняла монашка со строгим лицом. Войдя в церковь, справа можно увидеть белые мраморные гробницы короля Кароля I, его жены Елизаветы цу Вид (Кармен Сильвы) и Негое Басараба, валашского князя XVI в., чей род и основал Бессарабию. Слева гробница короля Фердинанда, как и те, что справа, украшенная резным орнаментом и отмеченная его именем и королевскими регалиями. Но с левой стороны нефа, рядом с Фердинандом, есть еще одна гробница, безымянная, с простым резным крестом на верхней плите. Распоряжение оставить эту могилу безымянной стало одним из множества знаков неуважения, которые король Кароль II проявил к своей матери, королеве Марии.

На мраморной плите монашки поставили табличку: MARIA, REGINA ROMANIEI, 1914–1938.

Я заметил, что несколько школьниц тайком рвали цветы в саду. Когда монашка повернулась спиной, девчонки проскользнули под ограждающей веревкой и молча, затаив дыхание, быстро положили цветы на гробницу Негое Басараба, о котором им наверняка рассказывали в школе.

Выйдя из церкви, я подошел к группе школьниц и спросил, кто такая королева Мария. Они пожали плечами. Похоже, они не поняли, о ком я спрашиваю. Я попытался еще раз, другими словами. Они явно не знали, кто это.

Какая ирония, подумал я. Королева Мария более чем кто-либо другой обеспечила присоединение к Румынии Трансильвании (а также Бессарабии и Северной Буковины) после Первой мировой войны. Она бывала на полях сражений Второй Балканской и Первой мировой войны, ночевала рядом с солдатами, одевалась как языческая богиня-воительница древней Дакии. Исключительно благодаря силе воли эта родившаяся в Британии принцесса сделала себя румынкой и дала почувствовать своим подданным, что значит быть румынами, так, как не смогли это сделать никакие местные фашисты и коммунисты, пришедшие к власти после нее.