Адвокатский калейдоскоп - Константин Евгеньевич Ривкин

ведь не поменяется… Есть, конечно, и меры, действительно соответствующие здравому смыслу, но я не устаю повторять: Россия — страна парадоксов, любые адекватные институты извращаются на нашей почве, превращаясь в абсолютную противоположность. Если на Западе действительно независимый суд и во главу угла общество ставит законопослушание, то у нас любые разумные полномочия становятся очередным оружием в руках Марьиванны, облаченной в судейскую мантию. Правосознание людей, составляющих сейчас наши законы или применяющих от имени власти, начинает активно фонтанировать только тогда, когда они сами садятся на скамью подсудимых. Это очень интересно сравнивать. Какой широкий спектр возмущения, негодования, помноженное на реальное знание закона, открывается у этих людей, когда они оказываются «по другую сторону баррикад»! Так и хочется спросить: «Марьиванна, ну чего же ты сама так не оценивала, когда была на посту?»

— Кстати, о статистике — сейчас процент оправдательных приговоров составляет всего 4,5 %. Как Вы считаете, эти цифры соответствуют действительности?

— Безусловно соответствуют. Только радует ли это?

— Ну вообще-то это больше, чем в предыдущем году.

— Ах, ну да. Что называется — труп слегка вздрогнул… Сейчас проведу параллель, чтобы все стало понятно. В «плохой» царской России количество оправдательных приговоров доходило до 40 %. В «жуткие» сталинские времена — до 10 %. В советское время они совсем исчезли, потому что считалось, что партия, к которой принадлежали и судья, и сторона обвинения, ошибаться не может. Когда у нас появился институт суда присяжных, количество оправдательных приговоров возросло, кажется, до 25 %. Если бы еще нынешние 4,5 % были вынесены при идеальной работе следствия, я бы восхитился. А так, ежедневно сталкиваясь с обратным…

— Что-то может переломить эту тенденцию?

— Известны случаи, когда в некоторых странах полностью меняли судейский пласт. В одном из интервью на радио я предложил провести люстрацию всего корпуса у нас, полностью набрав иностранную команду — людей с западным менталитетом и правосознанием, которые не знают, что такое не исполнять закон. Такие проекты, кстати, очень основательно рассматривались в некоторых постсоветских странах. На следующий день сам ужаснулся своим словам — любой иностранец ведь испортится у нас… Честно говоря, сейчас я не вижу никаких реальных инструментов, способных изменить сложившуюся ситуацию. На самом деле у нас был очень хороший уголовно-процессуальный кодекс на момент принятия, получивший в свое время высокую экспертную оценку Совета Европы. Он деградировал уже попав в руки судей, которые стали действовать по принципу «эту статью я читаю так, эту эдак, а третья меня и вовсе не касается». Знаете, если внимательно почитать статью, касающуюся заключения под стражу, то окажется, что сидеть должна лишь десятая часть тех, кто сидит сейчас. Вот как сейчас приводят доводы по Гамбургу — он может сбежать. Барщевский в одной из передач верно сказал, что не сбежать может только труп… А я в одном из процессов в Басманном суде Москвы не выдержал и на аргументы обвинения «подсудимый может то, может это» сказал следующее: «Следуя вашей логике, нужно кастрировать всю мужскую часть населения, потому что каждый ее представитель может являться потенциальным насильником». Судья посмеялся, но заключение под стражу оставил в силе. По смыслу закона должны быть реальные доказательства того, что человек собирался скрыться от следствия — сняли с яхты, нашли план побега… А у нас это звучит — «о, смотрите, у него же есть ноги».

— И загранпаспорт…

— Да, кстати, про заграничный паспорт особенно интересно. Я в каком-то из судов даже обращался к присутствующим в зале: «Поднимите руки те, у кого нет загранпаспорта…»

— Как Вы думаете, на заключение г-на Гамбурга под стражу повлияло исчезновение г-на Меренкова?

— Когда на вас едет бульдозер, у вас есть два способа его остановить — убедить прораба дать команду бульдозеристу «стоп!» или найти в кармане противотанковую гранату… Так что если на вас УЖЕ направили этот бульдозер, ТЕПЕРЬ неважно, сидит ли в кустах Меренков, идут ли по улице демонстранты с плакатами «Свободу Юрию Деточкину!»… Машина просто едет, и ей наплевать на то, что происходит вокруг.

— В своей книге Вы также много рассуждаете о печальной судьбе бизнеса, оказавшегося заложником безграничной власти налоговых органов и Следственного комитета с покровительства государства. Изменилось ли что-то за последние пару лет?

— По моим наблюдениям, после того, как закончили «мочить» бизнес, взялись за чиновников. То есть сначала обобрали, обстригли до голой попы бизнес, и большинство предпринимателей сбежали за границу, остальные выстроились по стойке «смирно». Последних преследовать уже смысла нет — нечего взять уже, до сбежавших не дотягиваются руки. Теперь все взоры обращены на чиновников. Это неудивительно, сама их деятельность связана с насквозь коррумпированной системой. Был у меня один приятель, работавший много лет в правоохранительной системе, в одном из ведомств. Рассказывает мне, что уволился, поскольку пришел новый начальник и прямо так говорит: «Ты мне каждый месяц отстегиваешь вот такую сумму». Он спрашивает: «Где ж я ее возьму?» Начальник: «Где хочешь, там и собирай». Пришлось уйти. Человек приходит уже в систему, которая функционирует определенным образом. Тем, кто там пытается быть законопослушным, очень сложно.

— То есть, получается, виновата сама система, ее устройство?

— Система — это и есть люди. Вы наверняка знаете известный исторический анекдот: «Вот, сталинские времена были плохими — репрессии»…

— Но кто же тогда написал миллионы доносов? Да, знаю.

— Так что плохих времен не бывает, бывают плохие люди. Люди попадают в определенные исторические условия, но даже здесь вольны выбирать, как им поступать. Я согласен, что порой люди ведут себя не так, как нужно, но в нашем случае (имеется в виду дело Гамбурга. — Прим. ред.) один нормативный акт рассматривается так, другой наперекосяк, а есть начальник, который говорит: «ты должен, должен, должен», плюс куча проверяющих. Земельные отношения вообще одни из самых сложных. С одной стороны, не ошибается тот, кто ничего не делает. С другой, надо понимать, чтоˆ есть уголовное преступление, а что служебный недочет. Мне тут, кстати, приводили пример из вашей губернии — о некоей должности, которую сменило пять человек, по каждому из которых потом возбудили по уголовному делу.

— Министра экономики? Министра имущественных отношений? У меня несколько вариантов…

— Возникает такой вопрос — это что, специально подбирают жуликов на эту должность? Думаю,