Авиатор: назад в СССР 7 - Михаил Дорин

— Уходим вправо! — громко сказал Гнётов.

Прибавил обороты, ручку управления отклонил вправо и пошёл разворачиваться вместе с замкомэска. Манёвр был слишком резким. Перед глазами промелькнул закрылок крыла Гнётова, с которым я чуть было не соприкоснулся остеклением фонаря.

— Ниже! Ниже! — кричал он в эфир в этот момент.

Перевёл самолёт на пикирование и снизился на 300 метров от первоначальной высоты. Самолёт выровнял по горизонту и бросил взгляд вверх. Гнётов шёл аккурат надо мной и под углом в 30° слева. Молниеносно произошёл этот манёвр, что даже испугаться не успел. Началось всё быстро и закончилось так же. И вот уже я меняю высоту, пристраиваюсь справа к своему ведущему, и мы встаём на курс, указанный нам ОБУшником.

— 107й, курс 320, как приняли? — повторил он.

Как только мы выполнили его команду, предупредительная сирена включилась снова.

— Влево! Разворот под 90, и… рааз! — скомандовал Гнётов, но на командном пункте такие манёвры кому-то не понравились.

— 107й, вернитесь на курс 320! — громко повторил представитель командования на борту Ан-26РТ.

Как будто он видит, что тут происходит! Ведут нас прямиком на «Томкэты».

— Нас облучают. Мы выходим из захвата, как приняли Эллипс? — объяснил в эфир Гнетов, но был тут же одёрнут.

— Приказ выполняй, 107й! Держать курс на цель. Пересечение ленточки разрешил.

Отличное объяснение! Потрясающе! Ещё и пересекаем границу с Ираном. Кажется, я начинаю понимать весь смысл затеи с этими зонами дежурств. Обыкновенная приманка или жертва, чтобы «хищные коты» могли кого-то растерзать.

— Занимаем курс 320, — недовольно ответил Гнётов, и мы плавно пошли выполнять разворот.

Крен установили, обороты уже не «максимале». Через несколько секунд нас снова должны будут обнаружить. Какая-то непонятная игра началась с иранцами.

— 107й, курс 320 заняли. Высота 8000, — доложил Григорий Максимович.

— 107й цель по курсу, дальность 50, по команде разворот на 180°, — объяснил нам дальнейшие действия офицер боевого управления.

Что-то интересное намечается. Я, конечно, понимаю, что мы часть какого-то плана. Только нам забыли его довести.

В эфире продолжаются доклады бомбардировщиков об успешных сбросах. Я же был в ожидании того, что мы снова будем на прицеле у Ф-14. С их бортовыми комплексами в захват нас возьмут на дальности 20–25 км. Это в переднюю полусферу. А если в заднюю полусферу будут брать в захват, то дальность будет примерно 7 км.

Сердце слегка заколотилось. Бортовой радар «Сапфир» ничего не обнаруживал. У него и дальность обнаружения не больше 30 километров, а пускать ракету ближе 9 мы не можем.

В ушах опять заработала сирена, и я уже был готов выполнить отворот. Рука почти машинально дёрнулась выйти из захвата, но команды пока не было.

Ох уж эта давящая на все клетки головного мозга тишина с постоянным писком в ушах! В любой момент пуск, и попробуй увернись.

— 107й, разворот на обратную скорость 1000, — дал команду офицер боевого управления.

— Вправо… паашли! — вышел в эфир уже Гнётов.

Выполняем разворот, а сирена продолжает работать. Из захвата так и не можем выйти.

— Цели сзади 40, — доложил ОБУшник дальность до противника.

Ф-14е тоже ускорились и не отстают от нас. «Ленточка», которую мы только что пересекли в обратном направлении, их не пугает.

— Скорость 1000, — вышел в эфир Гнётов, слегка отрываясь от меня.

— Слева на месте. Меня облучают, — подсказал я, пристроившись к самолёту Гнетова и добавляя обороты, чтобы не отстать от своего ведущего.

— Подтвердил.

Не знаю, какой там план, но его уже надо претворять в жизнь. Начинаю чувствовать, как ладошки в перчатках изрядно вспотели.

— Эллипс, 101й цель вижу, дальность 15, — прозвучал в эфире голос Томина.

— 112й, наблюдаю, дальность 17, готов к работе, — весело доложил Гусько.

Тут же прекратилась сирена. Пошли доклады наших лётчиков, что цели начали маневрировать.

— 107й, вам возврат на Янтарь, связь по направлению подскажите, — дал нам команду ОБУшник.

— Понял. Вправо, крен 45, и рааз! — сказал Гнётов, и мы плавно пошли выполнять разворот.

Движение в воздухе очень плотное. Высоту пришлось менять только после выхода на аэродром. Посадку нам разрешили тоже не сразу. Дважды уходили на второй круг, пока с полосы взлетали один за другим экипажи штурмовиков.

После посадки, я обнаружил, насколько стало тесно на аэродроме. Появилось пара десятков новых вертолётов Ми-8, несколько транспортных самолётов Ан-12 и Ан-26.

Причём выгружался оттуда личный состав ещё до момента выключения двигателей. Как только грузовая кабина самолётов пустела, закрывалась рампа, и транспортники рулили к полосе для взлёта. Вот она, переброска личного состава для участия в наземной операции!

Заворожённый этим многочисленным движением, я даже не успел вылезти из кабины. Дубок меня вытащил и начал расспрашивать про полёт.

— Нормально. Немного нас попугали иранцы, но командир и компания своё дело сделали, — сказал я, расписываясь у Елисеевича в журнале подготовки самолёта. Тот самый ЖПС, который весьма затёрт, но ещё имеет свободные листы для росписи.

— По Максимычу не скажешь, — кивнул Дубок в сторону Гнётова, который высказывал что-то тому самому технику с железными зубами.

— А ты как думал? Нас практически сейчас «втёмную» использовали, чтобы выйти в тактически выгодное положение, — улыбнулся я. — Но ничего в этом удивительного нет. План, наверняка, сверстали без нас и не успели предупредить.

— Ох уж эти планы, — махнул Дубок, вытирая лицо большим платком. — Когда осень здесь будет, не знаешь? Жара надоела.

— Наверное, зимой, — посмеялся я.

Гнётов, закончив обкладывать крепкими выражениями «зубастика», позвал меня к отбойнику разбирать полёт.

Не ожидал я, что наш разбор сведётся к обыкновенному сношению и выставлению меня неучем.

— Как ты выдерживал место? Куда смотрел? Почему не докладывал о своём местоположении постоянно? — громко отчитывал меня замкомэска, брызжа слюной.

Слушал я его несколько минут. Кивал, смотрел на него, но одного не мог понять. Это он от нервов так решил на мне оторваться? Или его самолюбию просто был нанесён удар?

— Григорий Максимович, вы считаете уместным вот это всё мне высказывать? Мы, вообще-то, уходили с вами от преследования, — сказал я. — Держать строй при таком маневрировании слишком опасно. Временная потеря визуального контроля в группе просто неизбежна.

Услышав от меня такое рассуждение, Гнётов начал вскипать, словно вода в чайнике. Его руки, с которых он так и не снял перчатки, дрожали сильно. Сам он вспотел сильнее меня, да и голос замкомэска вздрагивал с каждой новой репликой. Страху натерпелся что ли?

— Ты чего такое говоришь, Родин? Я тебе русским языком объясняю… — вскрикнул Гнётов и замахнулся на меня.

Удар был совсем не подготовленный, так что увернуться было несложно. Гнётов на одном хуке он не остановился. Попробовал ещё раз, но я сделал шаг назад. Максимович промахнулся и не устоял на ногах, свалившись на бетон.

— Давайте я вам помогу, — протянул я ему руку.

— Пошёл ты, сопляк! — хлопнул он по ладони и вскочил на ноги. — Учить ещё вздумал меня. Зря тебя