Авиатор: назад в СССР 7 - Михаил Дорин

Будто не видит, что полоса занята. Так и хочется сказать — «Максимыч, ну их на хрен! Давай с проходом уйдём!». Вот только память у меня хорошая. Есть вероятность, что опять вылезет дух с ПЗРК.

— Удаление два, — продолжает информировать «посадка».

— Янтарь, 107му, на второй? — спокойно спрашивает Гнётов.

Да чего там за тормоза на полосе?! Для себя решаю, что над ближним надо уходить на повторный заход.

— Звено на полосе, живее! — крикнул кто-то в эфир. — Мне тоже сесть надо!

Голос был явно не руководителя полётами, но именно он подействовал на штурмовиков. «Грачи» пошли разгоняться, а нам разрешили посадку. Прошли торец, выравниваемся и касание. И в этот же момент от полосы отделяется вторая пара Су-25х.

На рулении чувствую, как слегка повысился пульс. Вспотел настолько, что комбинезон прилип к телу.

Как только открыл фонарь кабины, Дубок уже был рядом, протягивая мою фляжку с водой и вафельное полотенце. Теперь хоть подышать можно простым воздухом, пускай и с примесями пыли. Как будто и не было дождя сегодня утром.

— Ты мне, как к боксёру подносишь между раундами, — улыбнулся я, сделав пару глотков воды.

Специфический вкус верблюжьей колючки, которую я решил по примеру Гусько употреблять для питья, как всегда противный. Лицо скривил, будто лимон съел.

— Сергеич, давай я тебе воды лучше дам. Заканчивай ты этот репейник пить, — вытащил меня Дубок из кабины.

— Неа. Здоровье беречь надо. Савелич пьёт и не болеет, — ответил я, прогибаясь в спине, растягивая позвоночник.

— Эт он не от кактуса этого не болеет. Спиртовыми настойками и самогончиком доктора нашего Немцова очищается, — улыбнулся Елисеевич, осматривая воздухозаборник. — Ты опять низко летал? Снова дырки от пуль.

Мой техник показал пару отверстий в носовой части. Явно это некрупный калибр, иначе бы самолёт «почувствовал» и не был бы таким управляемым.

— Елисеевич, это от осколков. Мне же 4 штуки С-24 повесили. Там разлёт осколков солидный, — поправил я Дубка, как раз в тот момент, когда со спины подошёл Гнётов.

— Прапорщик Дубок, занимайтесь подготовкой техники. Родин идёт со мной, — высокомерным тоном сказал замкомэска.

— Не уточните, куда? — поинтересовался я, отойдя от самолёта, обгоняя Гнётова.

Сам он шёл вразвалочку, смотря себе под ноги и не обращая на меня внимания.

— В классе заберём фотопланшеты и на вылет. Сегодня работы много, — сказал Григорий Максимович, поднимая голову вверх.

Заходящий на посадку вертолёт шёл очень низко, пытаясь сесть как можно ближе к дороге на госпиталь. На стоянке уже стояло несколько машин и рядом готовились принимать раненых доктора.

Ми-8 касается поверхности стоянки и тут же открывается боковая сдвижная дверь. Одного за другим достают врачи и санитары бойцов. Кто-то не шевелится и спокойно лежит на носилках. Чей-то крик тонет в звуке работающих двигателей. А кого-то не торопятся уносить и кладут в брезенте на бетон, накрывая простынью.

— Сергей, нам нужно идти. Времени нет, — настойчиво дёрнул меня за собой Гнетов.

Замкомэска сохранял выдержку, но пару раз покачал головой, когда мы подошли к штабу.

— Что-то случилось, Максимович? — спросил я.

— Каждый раз, когда вижу эту картину и думаю, можно ли было этого избежать, — сказал Гнётов.

— Вы про раненых? — уточнил я, останавливаясь рядом со входом в штаб.

— Про войну, армию, эту страну и всё, что с нами происходит. Ты чувствуешь себя свободным человеком? — подошёл Гнётов ко мне вплотную. — Что думаешь о своей жизни?

— Нормальная жизнь. Исполняю долг. Занимаюсь любимым делом. Полёты для меня всё…

— Полёты? Долг? Ты про наш интернациональный долг? — сплюнул в сторону Гнётов и показал рукой в сторону горного хребта Шингар. — Я в этой стране никому и ничего не должен, — сказал он, ухмыльнулся и вошёл в штаб.

Да что за ерунда творится? Какой-то же суслик афганский укусил всех в моём полку, что они стали вот так рассуждать.

И тут я вспомнил странный выход на нашей частоте кого-то из душманов. Вот как такое возможно? О плане связи на время выполнения задачи знали только те, кто присутствовал в классе на постановке.

— Максимович, вы помните, как сегодня духи ворвались в эфир? — спросил я у самого кабинета.

— Да. Что думаешь по этому поводу?

Мендель — тварь! Вот что я думаю. Афганский лётчик, похоже, передал ему бабки, чтобы тот слил информацию.

Не стал я пока обвинять Пашу и рассказывать, как проследил за ним. Отделался общими словами про возможный слив.

— Сами «зелёные» каналы боевого управления на сегодня знать не могли. Они в полётах не участвуют. Их пехота тоже. Как всегда у местных правительственных сил всё через детородный орган хомячка, — сказал я. — Так что кто-то эти каналы сдал.

— Кого-то подозреваешь? — спросил Гнётов, когда мы вошли в класс.

Тут уже было несколько человек, в том числе и сам Мендель. От чего-то слишком весёлый. Есть у него повод для радости?

— Зашли, вывели, авианаводчик похвалил, — рассказывал о своих героических вылетах Марик. — Серый, ты пока где-то ходил, мы уже дважды на удар сходили, — махнул он рукой.

— Я с ним тоже летал, — заметил Гнётов.

— Эм… — засуетился Барсов. — Ну, по времени полетали вы даже больше. Кстати, мы тут разбираемся с выходом в эфир духов. Есть соображения?

В классе все посмотрели друг на друга и затихли. За спиной послышалось тяжёлое сопение. Медленным шагом, пропотев так, что вода капала на пол, вошёл Томин. Дышал он, будто конь после дистанции на ипподроме.

— Повторных не будет. Разбомбили мы там всё, — подвёл итоги командир полка, присаживаясь на своё место.

— Как результаты, товарищ командир? — спросил Гнётов.

— Нормальные. Чудом уцелели. Пришли пустые и без ловушек, хотя техники ставили нам двойной комплект, — выдохнул командир.

Появились Гусько, Бажанян и ещё пару человек с нашего полка. В том числе и заместитель по инженерно-авиационной службе, который и закрыл дверь.

— Теперь о плохом. Точнее, о полном говне, которое сегодня польётся ото всех друзей из разведки, контрразведки, политического отдела, комитета глубокого бурения и так далее. Кто-то уже понял, к чему я клоню? — спросил Томин, поднимаясь со своего места и подходя к нашему столу с Гнётовым.

Посмотрев на Менделя, я не заметил какую-то тревогу у него на лице. Он так уверен, что его никто не видел при той самой передаче? Пока Томин ждёт, что кто-то выдвинет свои предположения.

Не знаю, как остальные, но у меня нет сомнений, что дело в прослушивании нашего канала духами. Однако, есть у нас один человек, который думает иначе. Он-то и поднял руку.

— Ох, — разочарованно выдохнул командир. — Что ты думаешь Барсов?

— Товарищ полковник… эм… признаюсь, что совершил столь низкий поступок для офицера, — начал за что-то оправдываться Марик.

— Ты чего несёшь, Маркуша? — спросил Томин, который, кажется, был очень