Есть ли жизнь после Путина - Георгий Бовт

Подразумевается, прежде всего, подписанный Порошенко «Закон о временном порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей», трактующий такие выборы как сугубо местные и назначивший дату их проведения на 7 декабря. Пункты 3 и 9 протокола сентябрьских Минских соглашений отсылают к этому закону, отдавая ему, таким образом, все вопросы их регулирования.

Однако МИД России выступил с другой трактовкой: «В соответствии с Минскими договоренностями, достигнутыми в сентябре между представителями президента Украины и ополченцев юго-востока при участии представителей России и ОБСЕ, проведение упомянутых выборов согласовано в период с 19 октября по 3 ноября. Ссылки на то, что подписанный 16 октября Порошенко закон об особом порядке самоуправления на указанных территориях установил в качестве даты выборов 7 декабря, противоречат Минским договоренностям. Дата 7 декабря была включена в закон произвольно, в одностороннем порядке, без какого-либо обсуждения с ополченцами».

Строго говоря, в подписанном протоколе из 12 пунктов нет ни слова о дате выборов вообще (а есть отсыл к украинскому закону) и, скорее всего, в данном случае речь идет об апелляции к неким фактам и датам, которые были устно проговорены в ходе самих переговоров, однако потом на бумаге с подписями не зафиксированы.

То есть МИД как бы говорит: это, мол, не по понятиям, как же так? А ему в ответ – ничего не знаем, покажите бумагу.

Все это уже вполне привычно для той обстановки взаимной ожесточенности, даже «упертости», которая определяет теперь отношения России с Западом. Ситуация сильно деградировала по сравнению с весной и летом, когда (до малайзийского «Боинга») можно было представить себе относительно быструю отмену антироссийских санкций в ответ на некие явные встречные шаги Москвы.

Сегодня все уже поняли, что это надолго.

После отказа Евросоюза смягчить санкции в ответ на подписание и относительное соблюдение Минских соглашений о прекращении огня в Москве, кажется, все меньше воспринимают санкции как сдерживающий фактор. Пришло понимание, что с их отменой будут тянуть, что бы мы ни делали. С некоторой натяжкой это можно сравнить с ситуацией, когда тебя хочет побить дворовая шпана: понятно, что «вломят», но бежать как-то «западло». Потому что потом будут отлавливать и снова «вламывать» по поводу и без.

И когда кто-то рассуждает, что, мол, надо «слить эту Луганду», исходя из чисто прагматических соображений – ведь миллионы российских граждан почувствуют эффект противостояния с западным миром на собственном кошельке, – то это совсем не та логика, которой готовы руководствоваться люди, принимающие в Москве решения.

Голая «прагматика» отодвинута на второй план, есть готовность двигаться навстречу новым проблемам с решительной обреченностью.

А как иначе? Тем более что значительная часть работы по подготовке к существованию в условиях изоляции (создание внутренней системы банковских расчетов, обеспечение устойчивой работы «внутреннего интернета»), видимо, уже проведена. Мы сегодня лучше готовы к конфронтации «технологически», хотя слабее экономически, чем весной. Если к столь масштабной конфронтации вообще можно подготовиться.

Такая же ожесточенность проявляется и в действиях Запада. Там все больше говорят о «ценностях и принципах», а не о 6-миллиардном ущербе для сельскохозяйственных экспортеров из-за российских «селфи-санкций».

Подразумевая, конечно, уже другое – то, что пока не произносится вслух – курс на снос российского режима. Похоже, на Западе возобладало мнение о действенности антироссийских санкций: вон у них там и рубль катится под откос, и экономика трещит по швам. Противопоставить этому такие аргументы, как нахождение новых точек, драйверов экономического роста, стимулирование предпринимательской активности хотя бы в виде освобождения бизнеса от административного и фискального прессинга, Москва пока не в состоянии.

Для этого нужны решительные структурные институциональные реформы (в том числе судебная, делающая невозможным появление «из рукава» дел, подобных делу Евтушенкова-«Башнефти»), а возможно, и смена правительства. А вот Китай, к примеру, сумел в свое время именно сильным ростом ответить на санкции Запада после событий на площади Таньаньмэнь.

Теперь одни будут говорить о «достигнутых договоренностях», а другие ссылаться на юридические формальности, но слышать они друг друга не будут. Эти аргументы вообще произносятся уже не для оппонентов. А для подтверждения уверенности в собственной правоте.

Говоря о непризнании выборов в ДНР и ЛНР, а также о возможных новых санкциях против России, Евросоюз и Америка, упирая на формально зафиксированные минские 12 пунктов, лукавят в другой части. Настаивая на выборах по-киевски, они не уточняют, что может настать, если оправившиеся от поражений украинские силовики решат уничтожить сепаратистов и «окончательно решить проблему». Никаких возражений с Запада не последует, а применение кассетных бомб и установок «Град» в том числе в жилых кварталах в худшем случае встретит лишь дежурное выражение «озабоченности» по дипломатическим каналам.

Никто на Западе не собирается давать гарантий неприкосновенности ЛНР и ДНР ни в рамках украинского закона «об особом статусе», ни тем более вне его.

Москве же, объективно говоря, выборы в Донецке и Луганске нужны были чем скорее, тем лучше. И не только для того, чтобы, как сейчас модно выражаться, легитимировать тамошних правителей, – плевать в европах хотели на эту легитимацию. Но и для того, чтобы упорядочить контроль за этими образованиями с помощью тех лидеров, которые готовы прислушиваться к Москве.

В этом «царстве» полевых командиров готовность к такому беспрекословному послушанию вовсе не всеобщая, а способности Москвы на них «прикрикнуть» и заставить делать что-то, что ей предписывают в Брюсселе и Вашингтоне, преувеличена. Взять вот так просто «слить» воевавших за русский мир людей Кремль, воодушевивший их в свое время, не готов. И даже не потому, что «народ не поймет» (и не такое по телевизору объясняли нужным образом), а потому что это «не по понятиям».

В данном случае логика, которую кто-то назовет «уличной» или «дворовой», тоже многое объясняет. Кроме того, наступающая зима требует скорейшего формирования органов управления контролируемыми территориями. Киев, конечно, в этом не заинтересован (пусть эти «ватники» замерзнут и сдохнут с голоду), поэтому поставил дату выборов на декабрь. Возможно, не без расчета, что к тому времени удастся решить проблему военным путем. Выборы 2 ноября Киев также пытался сорвать: обстрелы Донецка в эти дни усилились.

Так что логика в действиях Москвы есть. Просто она совершенно другая, чем у ее «партнеров» по переговорам.

Что касается самой процедуры голосования в ДНР и ЛНР (а само голосование прошло при высокой явке), то чисто по внешним признакам она выглядит проработанной, хотя победа на них действующих «премьеров» – соответственно, Захарченко и Плотницкого – была предопределена. В этом смысле донецко-луганские выборы точно ничем не хуже по «шкале демократии» афганских или южносуданских, да и наших тоже.