День дурака - Иосип Новакович

Иван проспал от рассвета до сумерек. Даже грузовые составы, громыхавшие в каких-то двадцати метрах у подножия холма, не потревожили его сон, лишенный сновидений. Когда Иван проснулся, почувствовал, что у него затекло все тело. Болели бедра, плечи, спина – в основном боль расползалась по костям. Иван вспоминал отца, хранившего кости ноги и руки в мешке из-под картошки. Что случилось с теми костями? Они все еще где-то в подвале? Или же когда наступит Судный день и все мертвые воскреснут, отец поднимется из мертвых не на кладбище, а в подвале, в мешке из-под картошки, и ему придется раздирать ткань мешка, чтобы выбраться наружу.

Тусклый лунный свет пробивался через облака, но его было достаточно, чтобы различать тропинку, ведущую к термальному источнику. Иван умылся и попил – вода не была слишком горячей, как чай, смешанный с молоком, только этот чай был заварен из железа и серы, этакий чай Судного дня или первого дня творения, возможно, это капля пота, упавшая со лба Господа и оставшаяся на земле, которая никак не успокоится.

Все так же крадучись Иван пошел к бару. Но теперь на улицах попадались прохожие, но меньше, чем раньше. Перед войной большинство горожан отправлялись перед сном на прогулку. Но во время войны из-за частых артобстрелов люди отказались от этой привычки. А теперь видно, как во многих домах поблескивают экраны телевизоров. Кое-где эти вспышки были ритмичными, в оранжевых тонах, окно то заливалось светом, то становилось почти темным, то снова заливалось светом – наверняка какая-то высокохудожественная порнография. Можно рассчитать скорость фрикций по тому, как быстро темнота и свет сменяют друг друга. А если слышатся страстные стоны, доносящиеся из открытых окон, то, скорее всего, это фильм, а не настоящий «местный» секс. А если вы случайно услышите страстные крики местных жителей, то знайте, что громкое выражение страсти – это новая мода в нашем регионе, подражание Западу. Раньше секс был формой отдыха, поэтому им в основном занимались тихо и кричали разве что в самом конце, но на Западе создали свой стиль – привычку орать от удовольствия весь половой акт. Кроме того, местные жители получали удовольствие за несколько минут, а теперь стоны раздаются часами, словно низоградцы стали принимать кокаин, морфин и другие наркотики, благодаря которым возможен подобный секс-марафон. Как бы то ни было, Иван радовался, что привычка прогуливаться по утрам изжила себя. Да, люди все еще сновали взад-вперед и иногда не знали, куда и зачем, но в основном передвигались на машинах, создавая пробки на главных улицах. Иван выбирал улочки поменьше и в итоге вышел к «Погребку». Бра был переполнен, но Иван нашел свободный стул за столиком в углу.

Он никого не узнал. Отчасти в этом виновата война. В основном завсегдатаями этого бара были сербы, и большинство уехало – кто-то отправился «чистить» Сербию от хорватов и не вернулся, другие сами стали жертвами этнической чистки в Хорватии, и теперь Иван сидел в этнически «чистом» баре, хотя, разумеется, в нем было ужасно грязно из-за присутствия множества невоздержанных алкашей. После войны в Низоград приехало много боснийских хорватов, почти все высокие и худые, глядя на них, вы бы решили, что это бывшие узники концлагеря. Просто большинство выросло в горах на козьем молоке, лямблиозе, табаке и иногда туберкулезе. С другой стороны, некоторые из этих приезжих действительно пережили сербские концлагеря, например Омарску.

Вскоре появились Ненад и Бруно, далее не глянув в тот угол, где сидел Иван. Они выглядели даже более веселыми, чем в те дни, когда Иван был рядом. Может, вся эта чертова страна внезапно окажется оптимистическим местом, как Италия или Фиджи, где люди ведут необычные разговоры и все вокруг милые и дружелюбные? Очень даже вероятно. Нет, не может быть. И в этот момент посетители бара истошно закричали. На огромном телеэкране транслировали футбольный матч между его любимой командой «Хайдук» из Сплита и нелюбимым загребским «Динамо». Иван не следил за игрой, поскольку мешал густой дым и в баре, и над стадионом, и звон стаканов, которые зрители время от времени бросали в стену. Несколько палаш, пришедших в бар вместе с сыновьями посмотреть матч, испугались и ушли. Во время перерыва болельщики из Сплита сбросили несколько машин с загребскими номерами в Адриатическое море. Иван подумал, что хорваты теперь не играют с сербами, и континентальные хорваты ненавидят футбольные клубы с побережья, и наоборот, и если так и дальше пойдет, то вскоре разразится новая футбольная война, в результате которой Хорватия распадется на несколько новых банановых республик – Далмация, Славония, Истрия, Независимая республика Дубровник и так далее. Они будут такими маленькими, что стоит называть их фиговыми республиками, поскольку они помещаются на фиговом листке. Сейчас Ивану было наплевать, распадется ли Хорватия на пять крошечных государств или объединится с кем-нибудь. Хотя с кем ей объединяться? Эра объединения закончилась. Ивану хотелось лишь, чтобы на него обратила внимание бледная официантка с коричневыми мешками под глазами и желтыми полосками от никотина на зубах, но вот что странно: всякий раз, когда он пытался заговорить, голос куда-то пропадал. Он что, простудился?

Как только «Динамо» забило гол, какой-то крестьянин заказал пиво для всех. Одна кружка приземлилась и на стол перед Иваном. Технолог с пивзавода сказал Ивану, что «Starocesko pivo» – это единственное «живое» пиво в Хорватии. Дрожжи и впрямь были ядреными, у Ивана началась отрыжка, а живот раздулся, как каравай в печи. Его плоть поднимается, весело подумал Иван, может, дрожжи – необходимый ингредиент воскрешения, чтобы поднять покойника из гроба?

Вскоре игра закончилась. Пулеметные очереди и взрывы гранат гремели на улицах – жители всего лишь праздновали победу любимой команды.

Когда в баре стало тихо, Иван подслушал разговор двух мужиков за соседним столиком:

– Сумасшедший город! Сосед говорит, что вчера вечером в полицейский участок пришел мертвец.

– Ничего особенного. После войны всякие жуткие вещи случаются. Многие жертвы кровавых бесчинств бродят неприкаянные по ночам.

– Такие призраки обычно являются своим убийцам. Просто их мучает чувство вины, ночные кошмары, это неправда.

– Правда-правда. Такая же правда, как и тот футбольный матч, который мы смотрели. Кстати, всех этих пижонов в шортах заранее подкупили. Это как соревнования по борьбе. Только на экране матч должен выглядеть напряженным.

– Но только убийцы видят призраков, больше никто.

– Нет. Сегодня вечером, например, туг наверняка была парочка убийц, и все они могли видеть призраков.

– А ты сам-то видел?

– Нет, но я никого и не убивал.

– Не кричи об этом так громко. Разве ты не воевал в хорватской армии?

– Конечно воевал, но я там в основном играл в карты, пил пиво и переезжал на грузовиках из одного безопасного района в другой.

– Никому не говори. Лучше скажи, что ты раненый ветеран войны, и попроси пенсию.

– Уже просил, мне сказали, что я получу пенсию, как только мне стукнет шестьдесят, и она будет маленькая, не хватит даже, чтобы покрыть расходы на пиво.