Жених моей сестры - Анастасия Градцева

– Ты моя, Анюта, скажи! – требует Яр, впившись в меня безумным взглядом. – Моя?

– Твоя.

И только твоя.

Навсегда.

Навсегда.

Я кончаю первой, забившись под ним в сладком безумии оргазма. Яр доходит до пика следом, прижавшись ко мне и целуя меня взасос. Я ловлю его хриплый откровенный стон и чувствую, как все его большое сильное тело содрогается в спазме наслаждения, а потом разом расслабляется, прижимая меня к кровати своей живой тяжестью.

Мы не можем оторваться друг от друга. Так и лежим, целуясь и шепча друг другу какие-то тихие нежные глупости.

Яр наконец встаёт, чтобы выкинуть презерватив, а заодно наливает воды и приносит мне полный стакан. Я жадно выпиваю половину, протягиваю стакан Яру, он его допивает залпом, убирает на столик, а потом падает обратно на кровать и подгребает меня к себе под бок.

Я не возражаю и уютно прижимаюсь к нему, жмурясь от удовольствия, когда его чуткие пальцы начинают гладить меня по волосам.

– Это стоило всего на свете, – хрипло говорит Яр. – Ты стоишь всего на свете.

– Мне все еще кажется, что ты испортил себе из-за меня жизнь, – тихо признаюсь я, не открывая глаз. – Твое место в корпорации…

– Забудь, – резко перебивает меня он. – И про корпорацию, и про такие мысли. Я должен был сделать этот выбор раньше. Это я дурак, что не видел очевидного.

Яр рассказывает мне про своего отца, и у меня сжимается горло от того, как это все несправедливо.

– Он не имел права! – яростно говорю я.

– Хрен с ним, – он целует меня в макушку. – Вот правда. Я сейчас так счастлив, что даже думать не хочу о нем. Ты со мной – и это главное. Ты будешь учиться, исполнять свою мечту, а я буду рядом с тобой.

– Яр, – смущенно вздыхаю я, – ты только не злись, но мне кажется, что Лондон – это не совсем мое. Я немного другого ожидала от этой учебы. Да и с работой тут сложно, сам говорил. Может, давай лучше вернемся?

– Нет, моя хорошая, – Яр непреклонен. – Я не позволю тебе все бросить. Попробуй хотя бы год поучиться, а если поймешь, что это все же не то, тогда уедем. И за деньги не переживай, я пока планирую какое-то время впахивать на Громова. Представь, этот придурок предложил мне работу!

Слово «придурок», как ни странно, звучит вовсе не зло, а с мягкой насмешкой. Очень по-дружески. Неужели эти двое умудрились найти общий язык? Надо будет спросить у Лии. Я ей сегодня напишу еще раз, извинюсь, и, надеюсь, она перестанет на меня обижаться.

– Тогда решено, остаемся пока здесь, в Лондоне, – я не могу сдержать счастливой идиотской улыбки при взгляде на Яра. – Будем жить вместе! Гулять, целоваться, готовить завтраки…

Он вдруг мрачнеет.

– Честно говоря, Анют, эти пару недель самостоятельной жизни показали, что готовлю я херово. Тёма, у которого я жил, сказал, что первый раз в жизни видит человека, который смог испортить овощной салат. Так что, может, за готовку у нас будешь отвечать ты?

– Не лучшая идея, – сообщаю я со вздохом. —Я пыталась вчера приготовить яичницу и потом час отскребала ее от сковородки. Ну и ты точно не хотел бы видеть и пробовать то, что у меня вышло вместо рисовой каши.

Яр секунду озадаченно молчит, а потом громко хохочет и сгребает меня в охапку.

– Испортила нас с тобой богатая жизнь, да, Нют? Ну и похрен. Научимся. Или будем доставку заказывать. Это все херня. А знаешь, что главное?

– Что?

– Что я снова тебя хочу. Иди ко мне, моя радость. Я снова очень голодный. И поверь, я сейчас совершенно не про еду.

Эпилог. Яр

– Мы можем никуда не ехать и остаться здесь, – повторяю я Нюте в который раз. – У тебя еще целый семестр впереди.

– Яр, поехали, – она смотрит на меня своими невероятными серо-зелеными глазами, в которых я вижу спокойную уверенность. – Твой отец в больнице и тебе надо к нему. А я все равно не горю желанием здесь доучиваться.

Я знаю, что Нюта не врет. Я уже в курсе, как моя любимая художница выглядит, когда она чем-то вдохновлена: тогда ее взгляд сверкает, все руки до локтя испещрены пятнышками краски, а еще она забывает и про еду, и про сон, потому что готова рисовать запоем. Так вот, кажется, лондонский университет ее и правда не вдохновляет, особенно в том, что касается самих лекций и практических занятий. Зато она рисует своих сокурсников, у нас дома уже целая галерея портретов: там и широко улыбающаяся темнокожая девушка с крупными чертами лица, и тонкий, как кузнечик, кореец, и рыжий веснушчатый ирландец.

Не ревную ли я? Конечно, ревную. Но вижу, как Нюте нравится рисовать людей, и ради ее счастья стараюсь сдерживать того дикого ревнующего дракона, который живет во мне и жаждет, чтобы мое сокровище не отходило от меня ни на шаг.

– Да, я понимаю, – я все еще колеблюсь, нажимать ли кнопку на сайте, завершая покупку авиабилетов в Москву. – Но можно же не учиться. Просто будем жить тут вдвоем. Я работать, ты рисовать… Хорошо же было.

Наверное, я подсознательно боюсь возвращения. Было таким облегчением отсечь от себя весь мир и все наше прошлое, оказаться с Нютой в незнакомом городе, в этой маленькой комнате, и просто жить, начав все сначала.

Это были невероятные полгода. Мы столько времени проводили в постели, наслаждаясь друг друг другом, мы столько гуляли, изучив все закоулки Лондона, мы столько разговаривали и спорили, переходя на поцелуи, когда не хватало аргументов. Мы столько смеялись, пока учились готовить, и так гордились собой, когда начало что-то получаться. У нас даже появились свои коронные блюда! У Нюты жареная картошка, а у меня спагетти с креветками. А вот блины так и остались недостижимой вершиной кулинарного мастерства. Мы забили после пятой неудачной попытки и просто заказывали их в одном русском ресторанчике, когда хотелось чего-то вкусного.

Мне кажется, я