Капитуляция Японии во Второй мировой войне. За кулисами тайного заговора - Лестер Брукс

медленно и непоследовательно, что не успело оно закончиться, как была взорвана бомба в Нагасаки три дня спустя. Командующие армиями предпочитали идти в последний и кровавый бой с врагом на земле метрополии, чем признать, что союзники обладают оружием, не имевшим аналогов в военной истории.

Ответ флота на уровне младших командиров и среди крайних консерваторов был таким же, как и в армии. Моряки начали свое расследование только два дня спустя после бомбардировки Хиросимы, и к 12 августа оно еще не завершилось. Но в верховном командовании флота знали о составе бомбы. 6 августа адмирал Ёнаи, министр флота, в своей сверхсекретной записке подчеркнул такой факт: «Хиросиму разрушило атомное оружие. Эта война проиграна». Реакция японцев на бомбу отражала их глубокую тревогу и смятение.

Генерал Сэйдзо Арисуэ, глава армейской разведки, рассказывает, что происходило в Токио в то время: «В 8:16 контрольный оператор Японской радиокорпорации обнаружил, что позывные радиостанции Хиросимы пропали в эфире. Спустя 20 минут в Телеграфном центре железной дороги Токио заметили, что телеграфная станция, расположенная к северу от Хиросимы, перестала работать. С некоторых железнодорожных станций в радиусе 10 миль от Хиросимы пришли первые путаные неофициальные сообщения о страшном взрыве в городе».

В военных штабах предпринимались попытки связаться с армейской контрольной станцией в Хиросиме, но работников Генштаба поразила абсолютная тишина на городской волне. Они знали, что не могло быть никакого вражеского рейда на город, и они также знали, что в Хиросиме тогда не было никаких значительных складов с вооружением.

«Молодому офицеру японского Генштаба был отдан приказ немедленно лететь в Хиросиму, оценить нанесенный городу урон и вернуться в Токио с надежными сведениями. В штабе думали, что не могло произойти что-либо серьезное, что ужасные слухи породили какие-то незначительные, но все же имевшие место реальные события.

Штабной офицер отправился в полет… и спустя около трех часов, когда они еще были на расстоянии 100 миль от Хиросимы, он и его пилот увидели огромное облако дыма. В ярких лучах полуденного солнца горели развалины Хиросимы. Они посадили самолет к югу от города, и, после того как офицер отправил в Токио сообщение, он немедленно приступил к спасательным работам».

Примерно в это же самое время Того передали сообщение американской радиостанции, что атомная бомба была сброшена на Хиросиму. Вожди союзников угрожали и дальше применять это оружие до полного уничтожения Японии, если она не согласится на быструю капитуляцию. Того сразу же потребовал от армейского командования представить ему подлинные факты. Если это было правдой, то в таком случае это было нарушением международных законов ведения войны. Министр иностранных дел был намерен заявить протест против использования подобного разрушительного оружия.

Армейское командование ответило, что ведется активное расследование, однако к настоящему времени они знают только то, что была сброшена бомба и что она сверхэффективна. Генералы заявили, что это могла быть конвенциональная бомба невероятной разрушительной силы и что последствия взрыва еще предстоит расследовать крайне тщательно. Того поторопил их, потому что, по его словам, «зарубежные страны придают большое значение этому событию».

Сообщение о бомбардировке пришло в полдень от корреспондента Домэй в окрестностях Хиросимы, но размер урона был неясен.

В штаб-квартиру военной полиции Императорской армии поступило 6 августа от тайного агента донесение, что всего несколько бомбардировщиков обратили Хиросиму в огненное море. Оно было передано в военное министерство, которое приняло эту версию. Позже в этот же день одно официальное лицо сообщило, что город очень сильно пострадал в результате налета «небольшого числа вражеских самолетов», сбросивших что-то, что можно назвать «совершенно новым типом бомбы». Однако наиболее ужасное известие подняло на рассвете следующего дня генерала Кавабэ, заместителя начштаба армии: «Весь город Хиросима разрушен в одно мгновение всего одной-единственной бомбой».

Кавабэ был одним из немногих военных японской армии, знакомыми с японскими атомными исследованиями. В действительности военные несколько лет назад подняли на смех просьбу ученых выделить 50 тысяч йен на атомные исследования и обвинили их в безумных мечтаниях. Они изменили свое мнение, рассказывает Сабуро Хаяси в своей книге «Когун», «только когда два здания, включая лабораторию, и доктор Одан взорвались прямо у них на глазах». Но, увы, было уже поздно. В том положении, в котором находилась тогда Япония, у нее не было ни денег, ни ресурсов, ни технологических возможностей продолжать разрабатывать ядерное оружие.

Генерал Кавабэ отправил офицера к ведущему японскому физику-ядерщику Ёсио Нисине с важной просьбой. Офицер сообщил профессору, что на Хиросиму была сброшена бомба, которая вызвала значительные разрушения, и появились слухи, что это была атомная бомба. Не сможет ли Нисина-сан отправиться в Хиросиму с армейской группой расследования? Профессор, директор научно-исследовательского института, согласился. В это время появился репортер. Он попросил Нисину прокомментировать заявление Трумэна, что бомба, сброшенная на Хиросиму, была атомной. И имела разрушительную силу 20 тысяч тонн тринитротолуола. Эта цифра совпала с расчетами ученого, сделанными несколько лет назад, когда он занимался теоретическими исследованиями в области атомной энергии. Нисина и офицер поехали в Итигая, где располагался Генеральный штаб; там они получили инструкции касательно их миссии, а затем отправились на машине на аэродром в Токородзава. Их ожидали два военных самолета, в них уже заняли места армейские технические эксперты с оборудованием. Вскоре они взлетели и взяли курс на разбомбленный город. Неполадки с мотором заставили самолет, на котором летел Нисина, вернуться. Другая машина с генералом Арисуэ отклонилась от маршрута, чтобы не попасть под обстрел самолетов противника, бомбивших Осаку, лежавшую на их пути, и благополучно прибыла на место. Арисуэ увидел «город, который был практически весь сметен с лица земли…. одиноко торчало только совершенно черное мертвое дерево. Не было ничего вокруг, лишь одно это дерево… Когда мы приземлились в аэропорту, нам бросилось в глаза, что вся трава была красной, как будто ее прожарили. Дежурный офицер встретил нас. Кожа на одной стороне его лица была сильно обгоревшей. Он рассказал нам, что „все, что не было в укрытии, сгорело; однако те предметы, что были хоть сколько-то прикрыты, не стали добычей огня“. Все же, по его словам, нельзя сказать, что невозможно предпринять хотя бы какие-то контрмеры».

Транспортная система Хиросимы была уничтожена, поэтому Арисуэ на весельной лодке добрался до командного корабля в порту Удзина, где при свете свечи написал донесение в Генеральный штаб. В нем было три главных вывода: 1) была использована специальная бомба; 2) от ожогов можно защититься, если прикрыть тело; 3) появился слух, что бомба того же типа будет сброшена на Токио 12 августа. Арисуэ вручил доклад местному