Один момент, одно утро - Сара Райнер

– И все будут плакать? – спрашивает Люк.

Может быть, это и беспокоит его. Но Карен не может обманывать сына.

– Да, наверняка некоторые будут. Они будут опечалены, что папа умер, как опечалены и мы.

– И многие взрослые будут плакать?

Ах, вот что его тревожит! Карен может это понять. Она помнит, как ее приводил в замешательство вид плачущих взрослых, когда она была маленькой; это совершенно сбивало ее с толку, поскольку совсем не сочеталось с их ролью в этой жизни. Но снова она чувствует, что нужно быть честной с мальчиком.

– Боюсь, что некоторые взрослые будут плакать, потому что будут опечалены, как я, и ты, и бабушка. Но, наверное, многие будут и смеяться. – Она молчит, думая, что еще можно сказать сыну. – Ты заметишь, что многие будут в черном или в темном, что поначалу может показаться странным, но ты привыкнешь. А мы поедем туда на очень большой черной машине – ты, я, Молли и бабушка. Она очень большая и блестящая.

– Правда?

Карен уверена, что это произвело на него впечатление.

– Угу. Ты ведь не хочешь пропустить такое, верно?

Люк засовывает верхнюю губу под нижнюю – Карен знает: это означает, что он думает.

Ей понятно его смятение. Знакомые ритуалы – Рождество, Пасха, дни рождения – сосредотачиваются если не на самом Люке, то все-таки на детях, и его участие в них вполне обоснованно. Он ключевой участник, его поведение определено, поэтому он эти ритуалы ценит и любит. Но с похоронами все не так, и Карен не помнит, чтобы в детстве присутствовала на похоронах. Родственники умирали, взрослые поминали их. Но хотя она отчасти чувствует, что должна уберечь Люка от этой боли, она решила не уклоняться от исполнения долга.

– Мой хороший, я знаю, что это немного странно и даже страшно, но я хочу, чтобы ты пришел. Это особое семейное событие, и мне важно, чтобы ты был со мной. Обещаю, что если тебе не понравится, когда ты окажешься там, или тебе покажется что-то странным, ты сможешь уйти поиграть, или погулять, или сделать то, что захочешь. Мы найдем кого-нибудь из взрослых – может быть, твою крестную Анну, или Трейси, – чтобы они побыли с тобой. Но поскольку ты для папы особый мальчик, а это для папы особый день, я хочу, чтобы все мы были вместе.

Люк больше ничего не говорит, и Карен понимает, что он недоволен, но она решает пока оставить его. Ей известно, что Люка лучше упрашивать постепенно, а не сразу – правда, ей никогда не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. И конечно, обычно рядом был Саймон, его помощь…

И все же, все же, она никак не может осознать, что больше никогда не сможет поговорить с Саймоном о детях.

17 ч. 14 мин.

– Идут! Идут! – Стуча шлепанцами, Карен бросается вниз по лестнице. – Собираемся за садом, все приготовились! Бросьте это, Филлис. – Она ласково хлопает свекровь по руке – мол, не время сейчас резать лук для салата из помидоров, – Анна, хватай эту шипучку, – и подталкивает их на улицу. Потом выходит сама и закрывает дверь.

Во дворе собралось три дюжины человек. Те, кто оказался ближе к окну, приседают на корточки, чтобы их не было видно из кухни. Получилась давка – двор примерно тридцать на двадцать футов, и даже в обычных обстоятельствах тут полно горшков с цветами, садовых скамеек и игрушек – пляжные мячи, ведерки и лопатки, маленькие пластмассовые теннисные ракетки.

– Где папа? – прорезает воздух тонкий голосок Молли.

– Ш-Ш-Ш! – Нервное возбуждение заставляет Карен шикнуть на дочку. – Извини, Молстер, – шепчет она ей на ухо. – Папа и дядя Алан уже поднимаются. Они вот-вот будут здесь.

На несколько секунд воцаряется тишина. Друзья и родственники в ожидании смотрят, дети стараются подавить смех. Саймон догадается? Ему понравится? Не все любят сюрпризы.

Шумит только Стив, который расположился у раздвижной стенки, расположенной вдоль всей длины дома: он тихонько шевелит угли под решеткой для барбекю. Карен хмурится. Еще не время разжигать огонь. Саймон может с улицы увидеть дым и заинтересоваться, что происходит.

Через открытое окно в кухне ей слышно, как во входной двери поворачивается ключ. Слышен тяжелый топот двух мужчин по коврику – наверное, они стряхивают грязь с обуви, потом заходят в прихожую.

– Карен! – слышится голос Саймона.

– Странно, – говорит Алан нарочито громко. – Я думал, они уже здесь. – Он, конечно, участвует в игре. Братья вместе играли в футбол на хоувской лужайке, как обычно в воскресенье, но тем не менее его ответственная задача – вовремя привести Саймона домой. Карен представляет, как Алан будет рад прекратить притворяться, чтобы наконец расслабиться.

– Надо же – сколько еды! – бормочет Саймон. Очевидно, они в кухне.

«Нужно было ее спрятать», – думает Карен. Он считает, что придет семья Алана, но тут чересчур много даже для восьмерых. И это явно не жаркое. Остается надеяться, что у него не будет времени задуматься об этом. Как и ожидалось, через несколько секунд задняя дверь распахивается, и двое мужчин останавливаются на пороге.

– Карен! – снова зовет ее Саймон, и, пока он не заметил толпу, все выскакивают.

– СЮРПРИЗ! – кричат они хором и ломятся вперед.

Чух! Чух! – слетают пивные пробки. Хлоп! – вылетает пробка из шампанского.

Сразу разворачиваются цветные транспаранты, повсюду переполненные пластиковые стаканы, визжащие дети и смеющиеся взрослые. А в центре этого действа – Саймон.

Сначала ошарашенный, потом озадаченный, потом – Карен видит – счастливый.

– Господи! – говорит он, приложив руку ко рту, чтобы скрыть эмоции. – Вам не надо было…

Мужчины хлопают его по спине, женщины целуют в щеки, он пытается повернуться и понять, кто здесь. Почти все их знакомые: жена Алана Франсуаза с подростками-детьми, Трейси, няня Молли и Люка и пара соседских семей. Здесь, конечно, его мать и школьный друг Пит с новой подругой, Эмили. Несколько коллег – его начальник Чарльз приехал из Хэмпстеда, – и даже его приятели-футболисты, которые чуть-чуть опередили их с Аланом – Алану был дан строгий наказ заехать по пути на бензоколонку, чтобы заправиться. И это только те, кто смог прийти. Она видит слезы на глазах у мужа, и он с трудом выговаривает:

– Не надо было…

К нему бегут дети, которым отменили дневной сон.

– С днем рождения, папа! – кричат они.

Саймон хватает их в охапку, они еще маленькие, и он может поднять их обоих.

Потом, помедленнее, размеренным шагом, вперед выходит Карен.

– С днем рождения, дорогой.

Она раздвигает детские головки, чтобы поцеловать его. Его губы мягкие и теплые, от него пышет жаром, он еще потный после футбола.

– Ух ты! – Он качает головой. – Никак не могу прийти в себя. В самом деле, совсем не догадывался, что такое может произойти.