Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.) - Коллектив авторов

местечка Ёнбён в провинции Пхёнан на севере Кореи. Она была дочерью наместника уездного города, рожденной от наложницы, и рано потеряла родителей. Ее отдали на воспитание в дом к дяде. В свои двадцать лет Кильнё все еще была не замужем, и ей приходилось добывать средства к существованию ткачеством и шитьем.

Некто по имени Син Мёнхи, живший в Инчхоне, что в столичной провинции Кёнги, когда был маленьким мальчиком, увидел необыкновенный сон. Незнакомый старик привел девочку, которой на вид было лет пять-шесть. У нее на лице было одиннадцать ртов, и это выглядело донельзя странно. Обращаясь к Сину, старик сказал:

– Когда-нибудь эта девочка станет твоей второй половиной, и ты проживешь с ней до старости.

Тут он проснулся, подивившись чудному сну.

Когда ученому Сину перевалило за сорок, у него умерла жена – не стало женщины, которая присматривала бы за домом, и на душе стало одиноко. Он подумывал взять наложницу, но каждый раз что-то шло не так, не получалось по задуманному.

В конце концов, поскольку один из друзей ученого Сина занимал должность наместника Ёнбёна, он отправился туда пожить. Однажды ночью ему снова приснился сон, в котором старик привел особу с одиннадцатью ртами, это была уже повзрослевшая девушка.

Он сказал:

– Теперь эта девушка достаточно выросла, и вот-вот выйдет за тебя замуж.

Ученый Син удивился еще больше.

Как раз в то время в местной управе одному мелкому чиновнику дали указание достать тонкий конопляный холст. А служащий и говорит:

– В нашей местности особой славой пользуется тонкий конопляный холст, который прядет дочь главы уездного города, рожденная от наложницы. Она вот-вот закончит ткать отрез, давайте подождем.

Через некоторое время холст купили и принесли.

Нить в нем была настолько тонкой, что, как говорят, «один рулон такни можно уместить в чашке для риса».

Изящество и аккуратность ткачества – необыкновенные, редкие для этого мира. Все, расхваливая, говорили так много, что пересыхало во рту.

Ученый Син, услышав, что девушка, ткавшая ткань – дочь от наложницы, стал много думать о ней.

Он подружился с одним человеком из уездного города, который был близок к семье девушки и попросил его выступить в роли свата. Дядя девушки отнесся к предложению надлежащим образом, поэтому ученый Син тут же отправил подарки к свадьбе, и в конечном итоге совершили церемонию бракосочетания.

Когда ученый Син направился в дом к невесте и впервые увидел ее, то понял, что не только ее умение ткать является особо выдающимся. Облик девушки тоже был не менее очарователен, а ее манеры столь грациозны, что ни дать ни взять – дочь из именитой столичной семьи! Все это настолько превосходило ожидания ученого Сина, что тот не мог сдержать своей радости.

И еще он понял, что увиденные во сне «одиннадцать ртов» – это ни что иное, как образное описание иероглифа «счастье», в составе которого есть элемент со значением «одиннадцать» и элемент со значением «рот». А вместе они дают иероглиф «счастье»[173]. Он был глубоко потрясен этой взаимосвязью, благословленной Небесами. Можно и не говорить о том, насколько крепкой стала симпатия, возникшая между ними.

Ученый Син, прожив в Ёнбёне несколько месяцев, дал слово, что вскоре заберет женщину с собой, и вернулся на родину. У себя дома он был постоянно занят то одним, то другим делом. Незаметно прошло три года. Обещание свое он так и не выполнил, даже весточки от него в далекую глубинку, расположенную за тысячи корейских верст, перестали доходить. Дядя Кильнё и все родственники пришли к заключению, что ученый Син – человек, которому нельзя верить, и задумали «продать» кому-нибудь женщину. Тогда Кильнё стала еще более осторожной в поступках, и если выходила на улицу, все время оглядывалась по сторонам.

Местность Ёнбён, где жила «Женщина-Счастье», была отделена от уезда Унсан, что значит «Облачная гора», всего одним горным перевалом. В Унсане жил еще один родственник женщины – дядя, сын одного из братьев деда. В то время наместником Унсана был молодой военный. Этот наместник захотел взять себе наложницу и расспрашивал жителей уездного города о молодых незамужних девушках.

И вот этот дядя вознамерившись отдать Кильнё молодому губернатору, стал постоянно наведываться в местную управу и в тайне устроил дело. Он даже заранее получил указание о дате брачной церемонии.

Потом, обратившись с просьбой к наместнику, он достал шелка и задумал уговорить Кильнё, чтобы та сшила свадебные наряды. Дядя по линии деда самолично отправился к «Женщине-Счастью», притворился добрым и стал расспрашивать о том, о сем, как поживает, а затем сказал:

– До свадьбы моего сына осталось всего-то несколько дней, и надобно сшить одежды для невесты, а у меня дома нет никого, кто умеет шить! Ты не могла бы прийти ненадолго и помочь?

У Кильнё не нашлось слов, чтобы отказать, и она согласилась, но ответила:

– Мой муж, господин Син, нынче находится на службе в канцелярии губернатора. Я могу ходить в гости только с его разрешения. И хотя дом дяди мне близок, все же он находится в другом селении, а я не могу выходить по своему усмотрению.

– В таком случае, если будет разрешение господина Сина, ты придешь к нам, чтобы помочь?

– Конечно.

Дядя вернулся домой и состряпал письмо, будто бы от имени господина Сина, в котором говорилось, что поскольку отношения между ближайшими родственниками должны быть гармоничными, обязательно нужно пойти и помочь. Написав же, послал его.

Примерно в это время высокопоставленный сановник Чо Гванбин[174] был губернатором Пхеньяна. Достопочтенный Син дружил с губернатором, как с дальним родственником, поэтому приехал к нему в гости и остановился в управе. Дядя по линии деда, видя, что ученый Син долго не появляется, подумал, что тот бросил Кильнё, и поэтому осмелился замыслить свой план.

«Женщина-Счастье», получив поддельное письмо, с неохотой отправилась в дом дяди и занялась вышивкой. Прошло несколько дней, а Кильнё не обмолвилась ни единым словом с кем-либо из мужчин этого дома и полностью сосредоточилась на том, что должна была делать. В один из дней дядя решил привести домой наместника Унсана, чтобы тот разок незаметно взглянул на женщину, желая доказать, что все, что он говорил о ней – не обман. Хотя Кильнё и слышала о том, что наместник пожалует в дом, как она могла догадаться, что за всем этим скрываются интриги?!

Когда стемнело, и в комнате зажгли светильник, старший сын дяди стал забалтывать Кильнё, говоря:

– Сестра, что ты все время сидишь рядом со светильником, уставившись в стену? Что с