Джек Ричер, или Я уйду завтра - Ли Чайлд

Парень с дробовиком подошел к клетке вплотную и упер дуло дробовика мне в шею. Его напарник отпер дверцу, но не ключом, а повернул налево и направо диск, который находился снаружи. Значит, замок был с цифровой или буквенной комбинацией. Он шагнул внутрь и остановился возле моей койки. Инструмент в его руке напоминал плоскогубцы, с лезвиями вместо плоских частей. Нечто вроде резака. Он увидел, что я на него смотрю, и улыбнулся. Его товарищ наклонился надо мной, и дуло дробовика вдавилось мне в шею. Разумная предосторожность. Даже с прикованными руками я мог метнуться вперед и нанести неплохой удар головой. Далеко не лучший, однако благодаря резкому движению я сумел бы его вырубить – и он бы провалялся дольше, чем я после дротика со снотворным. Возможно, даже дольше, чем самец гориллы. Голова у меня все равно болела, так что еще от одного удара намного хуже не стало бы.

Впрочем, дуло «франчи» продолжало прижиматься к моей шее, и мне оставалось играть роль наблюдателя. Парень с цепями аккуратно разложил их, словно собирался продемонстрировать, на что они способны: первая цепь прикует мои запястья к поясу, вторая спутает щиколотки, третья соединит первые две между собой. Стандартная процедура при перевозке заключенных. Я смогу делать короткие шажки не более фута и поднимать руки на уровень бедер, вот и всё. Агент скрепил цепи, проверил их надежность и при помощи своего инструмента разрезал пластиковые наручники. Затем он вышел из клетки, оставив дверцу распахнутой, – только после этого его напарник убрал дробовик.

Вероятно, они рассчитывали, что я соскользну с койки и встану на ноги. Поэтому я остался на прежнем месте. Противнику нельзя давать все сразу. Необходимо провести границу, медленно и жестко. Они должны испытывать к тебе благодарность даже за небольшое проявление податливости. И тогда ты сможешь пережить десять мелких поражений, а не десять крупных.

Однако не вызывало сомнений, что федералы прошли такую же подготовку, что и я. Они не стали ждать, побежденные и разочарованные, они просто пошли к выходу.

– Кофе с пончиками находится за дверью, – сказал тот, что пристегивал цепи. – Ты можешь их получить в любое время.

Мяч оказался на моей стороне, как они и задумали. Не имело никакого смысла час терпеть, а потом допрыгать до угощения и умять все, словно я пришел в отчаяние, не выдержав искушения голодом и жаждой. Тем самым я бы признал свое поражение на глазах у всех. Никакого стиля. Поэтому я немного подождал, соскользнул с койки и, шаркая, выбрался из клетки.

Деревянная дверь выходила в другое помещение такого же размера, как и то, где находились клетки, той же формы, с такой же краской на стенах и тоже без окон. В центре стоял большой деревянный стол. На трех стульях на дальней стороне сидели федералы. Стул напротив них пустовал; судя по всему, они приготовили его для меня. На столе лежали аккуратно разложенные вещи из моих карманов: стопка наличных, поверх них – монетки, мой потрепанный паспорт, карточка для банкомата, зубная щетка, электронная карточка для проезда в метро. А также визитка Терезы Ли, которую она дала мне в комнате, отделанной белым кафелем, под терминалом Центрального вокзала, фальшивая визитка, выданная мне парнями из команды Лили Хос на углу Восьмой авеню и Тридцать пятой улицы, и флешка, купленная в «РадиоШэке» вместе с ярко-розовым неопреновым футляром. И сотовый телефон Леонида. Девять разных предметов на ярко освещенной поверхности стола.

Слева от стола находилась еще одна дверь. Та же готическая форма, та же деревянная конструкция и такая же новая краска. Я решил, что она ведет в следующее такое же помещение, третье из трех в L-образной цепочке. Или первое из трех; тут все зависело от точки зрения – заключенный ты или тюремщик. Справа от стола я заметил низкий комод, какие обычно ставят в спальнях. На нем лежала стопка салфеток, стояли пластиковые стаканчики, вложенные друг в друга, стальной термос и бумажная тарелка с двумя черничными пончиками. Я босиком доковылял до комода и налил себе кофе из термоса. Нужно сказать, без особых проблем – комод был низким, и скованные руки не слишком мешали. Я взял стаканчик двумя руками, отнес его на стол и сел на свободный стул. Потом наклонил голову и принялся пить из стаканчика. Получилось, что я им уступаю, как они и рассчитывали. Или кланяюсь с почтением. Ко всему прочему кофе оказался паршивым и едва теплым.

Командир федералов протянул руку к стопке моих денег, точно хотел их забрать, но потом покачал головой, как будто они не имели для него особого значения. Мол, слишком это приземленно. В следующее мгновение его рука потянулась к моему паспорту.

– Почему истек срок действия вашего паспорта? – спросил он.

– Потому что никто не может заставить время остановиться.

– Меня интересует, почему вы его не продлили.

– Не было необходимости. Никто не носит презервативы в бумажнике.

Он немного помолчал.

– Когда вы в последний раз покидали страну?

– Знаете, я бы сел и поговорил с вами, – ответил я. – Вовсе не обязательно было стрелять в меня дротиком, словно я животное, сбежавшее из зоопарка.

– Вы не забыли, что мы несколько раз вас предупреждали. Однако вы упорно отказывались с нами сотрудничать.

– Вы бы могли выколоть мне глаз.

– Тем не менее я этого не сделал. Профилактика – лучшее лечение.

– Я до сих пор не видел ваших документов. Мне неизвестно даже ваше имя.

Он ничего не ответил.

– У вас нет документов, вы не зачитали мне мои права, не предъявили обвинение, не предоставили адвоката. «О, дивный новый мир»[43], не так ли?

– Вот именно.

– Ну, тогда удачи, – сказал я.

И взглянул на паспорт, словно вдруг что-то вспомнил. Приподняв руки, насколько позволяла цепь, я наклонился вперед и отодвинул стаканчик с кофе так, что он оказался между моим паспортом и кредитной карточкой для банкомата. Потом я взял паспорт, прищурившись, посмотрел на него, пролистал странички до конца и пожал плечами, как будто память играла со мной в прятки. Через пару секунд я вытянул вперед руки, чтобы положить паспорт обратно, однако движение получилось не слишком точным – помешали цепи. Жесткая обложка задела стаканчик, и он перевернулся. Кофе выплеснулся на стол, потек к дальнему от меня краю и пролился на брюки командира. Тот отреагировал самым стандартным образом: дернулся назад, привстал и замолотил в воздухе руками, точно рассчитывал защититься от каждой молекулы коричневой жидкости.

– Извините, – сказал я.

У него промокли брюки, мяч снова перелетел на его сторону, и он оказался перед выбором: изменить ритм допроса и переодеться или продолжать в мокрых брюках. Я видел, как он размышляет, так что он был не таким уж загадочным, каким хотел казаться.

Наконец командир принял решение остаться в мокрых брюках, подошел к комоду, взял салфетку и промокнул пятно. Затем вернулся с салфетками к столу и вытер его. При этом он старался вести себя так, словно ничего не произошло, что уже являлось вполне определенной реакцией.