Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

будто она хочет выделиться на фоне других. Она сделала шаг в сторону Максима, но взгляд ее по-прежнему не мог оторваться от лица немца, уже не юного, но очень моложавого и подтянутого мужчины. Глаза его светились достоинством и порядочностью; она будто никогда раньше не встречала таких людей, и ей нестерпимо захотелось помочь, даже если ее осудят за это другие. Она подошла к ним и перевела все то, что немец говорил.

– Идите сейчас прямо, через два перекрестка, на третьем перекрестке поверните налево, и там нужно будет пройти совсем немного – около двухсот метров. Там и будет ваша гостиница.

– Ох, спасибо, дорогая, – ответила очень интеллигентная женщина, – а то мы уже полчаса тут плутаем, вышли из гостиницы, вроде бы запомнили, как идем, а обратно пошли – где-то не там свернули, и все!

– Спасибо вам преогромнейшее! – сказал ее супруг.

– Да не за что, это вы вот человеку скажите, – смутилась Юля, кивая в сторону немца, с интересом слушающего русскую речь. – Thank you very much for your help (Спасибо Вам большое за помощь).

– Oh, you are totally welcome (Всегда пожалуйста), – ответил немец, улыбаясь ей. – Where are you from? (Откуда Вы?)

– I am from Russia (Я из России), – ответила Юля и из вежливости уточнила и у него: – Do you live here? (Вы здесь живете?)

– Yes, I do, I work in Frankfurt. This is a lovely neighbourhood, much better than a big city and close to the city too. This is actually why I chose this place to live. Is it your husband? (Да, здесь. Я работаю во Франкфурте. Это приятный район, намного лучше, чем в самом городе, к тому же близко от него. Поэтому я и остановил свой выбор на нем. Это Ваш муж?)

Юля внезапно вспомнила про Максима, все это время со скукой на лице наблюдавшего за ними.

– Oh no! (О нет!) – выдохнула Юля, тут же испугавшись своей неучтивости. – We met here at the exhibition (Мы познакомились на выставке).

– What is your name? (Как вас зовут?)

– You can call me July (Можете называть меня Джули), – ответила она. Теперь было совершенно невежливо не спросить его имени. – What is your name? (А Вас как зовут?)

– Johan (Йохан), – ответил немец, – July is a beautiful name (Джули – прекрасное имя).

– Really? I always kind of hated it (Правда? Я его всегда терпеть не могла).

Юля поморщилась, словно от стыда за свое простоватое имя.

– I think in Russian it is Julia (Кажется, по-русски правильно будет Юлия), – задумчиво произнес Йохан.

– That’s right! (Совершенно верно!) – удивилась она. Максим прокашлялся, напоминая о себе. Юле пришлось свести диалог на нет, чтобы не быть невежливой по отношению к соотечественнику. – Ok, it was nice meeting you. Have a good night! (Ну ладно, была рада познакомиться. Хорошего вечера!)

– Thank you, you too. It was nice meeting you (Спасибо, Вам тоже. Рад встрече).

Казалось, Йохан был немного расстроен, что она так быстро ушла. Максим же начал с раздражением рассуждать, когда они ушли достаточно далеко:

– Чего он прицепился к тебе?

– Просто задал самые общие вопросы, – пожала плечами Юля.

– Да, но что он хотел-то от тебя? – не унимался Максим.

Она бросила на него изучающий взгляд: неужели несколько минут, которые она уделила другому мужчине, превратили ее из серой мышки в красавицу? Она посмеялась про себя, но больше с горечью, потому что сама в это мало верила. Она также не верила, что немец мог проявить к ней какой-то интерес, скорее это был диалог вежливости, не более.

Он был очень привлекательным мужчиной, одет с иголочки, ухоженный, умный. Она на его фоне в сером потрепанном шерстяном пальто, купленном, когда Катя была еще малышкой, с плохо уложенными волосами, которые она вдобавок ко всему еще очень давно не стригла (ведь с болезнью Кати Юля почти нигде не бывала, кроме работы), без какого-то умелого макияжа, выглядела очень блекло.

Еще ее смешило всеобщее отсутствие проницательности у мужчин: словно никто не понимал, что ей уже давно совершенно все равно, как она выглядит, что она надевает и тем более как оценивают ее окружающие. Будто вся ее жизнь свелась в одну-единственную крохотную точку, в которой заключалась огромная Вселенная. И эта точка была ее дочерью.

– Эти немцы такие все чопорные, так любят порядок, – продолжал Максим, – один мой знакомый рассказывал, что его родителей депортировали из Германии из-за того, что они взяли немного песка из строительной кучи для своих грядок. Это вроде как уголовная статья! Представляешь! За все поборы, налоги, даже налог на сбор дождевой воды. Моему знакомому счетчики на бак прикрутили. Как люди здесь живут, непонятно. Никакой жизни.

– Выглядят они намного спокойнее, чем русские. Умиротворенные, вежливые, – не смогла не возразить Юля, которая до сей минуты изо всех сил старалась не вступать с ним в дискуссию, – и уж бедными никак не назовешь.

– Это только видимость, – воскликнул Максим.

– У нас даже и этой самой видимости нет, – покачала головой Юля.

– Да ладно! Москва намного богаче этого Франкфурта выглядит! И зарплаты у нас больше, если учитывать, что налоги меньше.

– Не все россияне живут в Москве, знаешь ли. Если ты когда-нибудь доедешь до нашего города, то побываешь в совершенно, – она сделала акцент на последнем слове, – другом мире.

Они дошли наконец до магазина, где Юля взяла себе свежеиспеченный хлеб и сыр, и пошли обратно. Максим очень навязчиво уговаривал ее взять напополам бутылку вина и распить в номере, но она сухо отказалась. Однако даже после этого он все равно уговаривал ее зайти к нему в номер, попить чай. Юля не ответила, лишь помотала головой. От его болтливости у нее разболелась голова, и она с трудом заснула этой ночью.

Последующие два дня прошли в таком же режиме: Юля слонялась по выставке, насилуя свои глаза, глядела на дорогие продукты, которые были неприменимы в ее работе. Ей казалось, что время остановилось, и эти два дня были вечностью. Усталая после трех дней выставки, она летела ранним субботним рейсом с пересадкой в Москве. Забавно было то, что в понедельник утром они снова поедут в Москву, но уже с Катей.

Когда она подошла к стойке регистрации, там было подозрительно мало людей; посмотрев на табло, Юля поняла, что нужно было еще почти час ждать, когда начнется регистрация. Но она не стала отходить, решила остаться в начале очереди. Впереди стояло несколько мужчин, очевидно, возвращавшихся после выставки обратно, как и она.

Но тут один